Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

ожидал, что мне нанесет визит сам посланник дая-кво. За последние дни я успел переговорить с представителями всех главных Домов Мати, но высочайший дай-кво обычно предпочитает держаться подальше от наших суетных делишек.

Маати отпил все еще обжигающего чая. Отвечать надо было осторожно. Между намеком, будто он пользуется поддержкой дая-кво, и прямым указанием на это очень тонкая грань. Пока что Маати воздерживался от слов, способных дойти до селения дая-кво. Но Радаани был старше Гхии Ваунани или Адаута Камау, и, похоже, бесцеремонная прямота богачей была ему ближе, чем тонкости придворного этикета.

Маати поставил пиалу на стол.

– Дай-кво предпочитает не вмешиваться в дела двора, но это не значит, что он не желает о них знать. Осведомленность о происходящем в мире способствует лучшему управлению поэтами ради всеобщего блага, вы согласны?

– Изъясняешься как придворный, – с улыбкой сказал Радаани, и это явно не было комплиментом.

Если ходить вокруг да около, станет только хуже, решил Маати и сказал прямо:

– Я слышал, что семейство Радаани имеет виды на хайский трон. Это так?

Радаани снова улыбнулся и указал слуге на дверь. Мальчик ответил формальной позой и удалился.

Маати ждал в вежливом молчании.

Комната была небольшая, но богато обставленная. Лоснящееся лаком дерево, инкрустации из золота и самоцветов, а ставни из резного камня такие тонкие, что пропускают легкий ветерок и ароматы, но удерживают снаружи птиц и мошкару.

Радаани склонил голову набок и слегка прищурился. А Маати почувствовал себя драгоценным камнем, который оценивает богатый купец.

– У меня только один сын, он в Ялакете, следит за тем, как продвигаются наши торговые дела. И есть внук, который совсем недавно научился петь и одновременно прыгать через палочку. Ни тот ни другой не годятся для хайского трона. То есть я либо должен забыть о семейной торговле, либо поставить во главе города ребенка.

– Уверен, у того, кто займет хайский трон, появятся существенные денежные преимущества, – заметил Маати. – Не думаю, что ваше семейство проиграет, если вы откажетесь от своих дел в Ялакете в пользу Хайема.

– Из чего я делаю вывод, что ты не разговаривал с моими распорядителями. – Радаани рассмеялся. – Из трюмов в Ялакете и Чабури-Тане мы выгружаем больше золота, чем хай Мати добывает из-под земли, пусть даже и с помощью андата. Если бы мне понадобилась власть, я бы смог ее купить, ничем при этом не пожертвовав. Кроме того, у меня семь или восемь дочерей, которых я с радостью отдам новому хаю в жены. Пусть он каждый день недели пользует новую.

– Вы сами могли бы занять трон, – предположил Маати. – Вы еще не такой старый…

– И не такой молодой, чтобы совершить подобную глупость. Ваупатай, позволь, я все объясню тебе на пальцах. Я стар, я частенько мучаюсь подагрой, и я богат. Получаю от жизни все, что захочу. А стану хаем, и внуки, если они у меня будут, со временем начнут резать друг другу глотки. Я им этого не желаю, как не желаю взваливать на себя управление этим городом. Есть те, кто мечтает о такой роли, и они в принципе годятся на нее. Никто из них не пойдет против меня, а я поддержу любого, когда он станет хаем.

– То есть у вас нет предпочтений? – уточнил Маати.

– Я ведь не зашел так далеко, чтобы это утверждать, верно? И почему дая-кво волнует, кто из нас станет хаем Мати?

– Его это не волнует. Но это не значит, что он не проявляет определенный интерес.

– Тогда пусть подождет, через пару недель все узнают имя нового хая. Но что-то тут не складывается. Либо у него есть собственный фаворит… либо это как-то связано с тем, что тебе вспороли живот? – Радаани насупился и пристально посмотрел на Маати блестящими глазками. – Выскочка мертв, так что дело не в нем. Думаешь, у Оты Мати были сообщники? Думаешь, его поддерживал один из Домов?

– Я ведь не зашел так далеко, чтобы это утверждать? Но даже если вы правы насчет сообщников, дая-кво их существование не беспокоит, – ответил Маати.

– Что верно, то верно, только дая-кво никто не пытался выпотрошить как рыбу. Маати-тя, может ли быть так, что у тебя в этом деле свой интерес?

– Вы мне льстите, – сказал Маати. – Я обычный человек, который пытается найти свой путь в столь сложные времена.

– Да, как и мы все, – проворчал Радаани.

Маати свел разговор к неинтересным для обоих мелочам и покинул обиталище Радаани с уверенностью в том, что выдал старику больше сведений, чем получил.

Покусывая в задумчивости нижнюю губу, он повернул на запад, оставил позади территорию дворцового городка и оказался на городских улицах. Светлые траурные ткани уже почти исчезли, город начали украшать флагами и гирляндами в честь предстоящей свадьбы Адры Ваунеги и Идаан Мати.

Поэт даже заприметил мальчишку с коричневой, как лесной орех, кожей, который сидел на уличном фонаре с охапкой траурной ткани в одной руке и гирляндой из цветов в другой.

Какой еще город так быстро сменяет скорбь на праздничные гулянья?

Завтра траур плавно перейдет в свадьбу единственного потомка убитого хая. И начнется открытая борьба за право стать новым правителем Мати.

А подковерная борьба, разумеется, идет уже целую неделю.

Адаут Камау отрицал, что имеет виды на престол, но неоднократно намекал, что поддержка дая-кво может повлиять на его решение. Маати не сомневался в том, что семейство Камау не отказалось от своих амбиций.

Гхия Ваунани был безупречно вежлив, дружелюбен и откровенен настолько, что сумел за все время разговора не сказать ничего существенного.

Даже теперь Маати видел гонцов, быстро передвигающихся по улицам.

В последние дни Маати ходил пешком куда больше прежнего. Шрам на животе еще был розовым, но боль почти не давала о себе знать. По коричневой мантии прохожие сразу догадывались о его высоком положении и не лезли с пустыми разговорами, так что на улице ему мешали предаваться размышлениям гораздо реже, чем в хайской библиотеке. Да и думалось на ходу легче.

Надо было еще встретиться с Дааей Ваунеги, будущим свекром Идаан Мати, но поэт откладывал этот разговор, поскольку не представлял, как можно совместить соболезнования с поздравлениями. Сохранять печаль на лице и быть общительным или даже веселым? Но разговор должен был состояться, вдобавок на этот день поэт запланировал и другие малоприятные дела.

В Сарайкете дома утех располагались в специально отведенном для них квартале. В Мати такого не было. Здесь при желании можно было в любой части города найти и продажных женщин, и вино с дурманом,