Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

его голос был тяжёлым, но без лишнего выражения. В нём не было ни угрозы, ни утешения. Это был факт, который не подлежал сомнению. — Теперь ты под пристальным вниманием. Любая ошибка — и тебя не будет.

Мирослав знал, что это не просто слова. Это было предупреждение, скрытое за холодной стеной фактов и норм. Он был всего лишь омегой, не имевшим права на ошибку в этом мире, где все было прописано заранее. И он знал, что все эти шаги, которые он должен был сделать, не были его. Они были частью чего-то большего, чего-то, от чего он не мог отказаться, даже если бы хотел.

Он молча кивнул, не пытаясь спорить. Он был готов, он знал, что ответ был уже внутри него. Только вот «готовность» не означала ничего в этом мире. Откровение не спасало, а лишь лишало всякой надежды.

— Я понимаю, — ответил он, и его голос был сдержан, даже для него самого. Это был голос человека, который научился молчать, даже когда ему хотелось кричать. Он был под контролем — контролем, который не касался его выбора.

Главврач вздохнул, но в этом вздохе не было ни жалости, ни утешения. Это был просто вздох, который он не мог скрыть.

— Тогда работай, — сказал он, как бы отдавая приказ, но в его голосе всё же оставалась нотка беспокойства.

Он был опытным человеком, слишком хорошо понимавшим, как легко можно попасть в ловушку собственного стремления к изменениям. — Только помни: в этой системе новаторов не любят.

Мирослав не мог не вспомнить о своём месте в этом мире, месте, где не было места для настоящих перемен. Он был омегой, и этим всё сказано. Но он не мог и не должен был оставлять себе шанс на слабость. Он должен был стать тем, кем его никто не ожидал. Или он просто исчезнет.

— Я понял, — ответил он, и эти слова прозвучали для него как последние, которые он мог бы произнести. Не потому что он не мог сказать больше, а потому что понимал: дальше не будет пути назад.

«Теперь назад дороги нет».

Он почувствовал, как эти слова тяжело ложатся на его плечи, но, несмотря на это, он знал, что они стали частью его судьбы. Они были его началом и концом, и теперь Мирослав оказался на грани, где нельзя было отступить.

Завершающая тишина в кабинете была тяжёлой, как сам воздух, в котором Мирослав дышал. Всё, что могло быть сказано, было сказано, и теперь каждый его шаг, каждое решение отзовутся последствиями. Он стоял перед этим человеком, перед системой, перед всем тем, что он когда-то считал чуждым, но что теперь стало неотъемлемой частью его жизни. Ему не оставалось ничего, кроме как двигаться вперёд, несмотря на тяжесть этого пути. В какой-то момент Мирослав осознал, что не просто оказался в центре системы, но и стал её частью, её механизмом.

Слегка сглотнув, он подошёл к двери, и его пальцы неохотно дотронулись до ручки. Как будто этот последний, малый жест влек за собой неизбежность. Он был обязан быть сильным. Сильным для себя и для того, чтобы оправдать эту поддержку, которая пришла сверху, из рук самого Сталина. Но за этим стояло гораздо больше, чем просто поддержка или власть. Это была игра, в которой он, омега, должен был сражаться не только за место в системе, но и за своё существование. Лишь обладая уверенностью в том, что он способен изменить хотя бы малую часть, он мог надеяться на то, что его будущее не станет пустым и бесполезным.

Он шагнул через порог кабинета, и, казалось, всё вокруг затихло. Каждый звук — от шагов до лёгкого шума в коридоре — эхом отзывался в его сознании. Мирослав продолжал идти вперёд, и, несмотря на тягостное ощущение, что каждый шаг может стать последним, он чувствовал, как внутри него горит огонь, сдерживаемый только на долю секунды, перед тем, как вырваться наружу. Его мысли стали ясными, как никогда прежде. Он знал, что всё, к чему он стремился, зависит от того, что произойдёт в следующие дни, недели, месяцы.

Задержав дыхание, он поднял голову, и его взгляд скользнул по коридорам больницы, где омеги, словно тени, двигались с потухшими глазами, стараясь не привлекать к себе внимания. Альфы же, напротив, шли уверенно, не скрывая своих взглядов, не скрывая своего превосходства. Это было природой, это было в их крови. Мирослав знал, что в этом мире слабый никогда не станет сильным, а тот, кто не способен бороться, остаётся в стороне. Но он не мог себе позволить стать частью этого мира, не привнося в него ничего нового.

— «Сегодня, — думал он. — Я не могу быть слабым. Сегодня я должен действовать. Ведь если не я, то кто?».

Его шаги продолжались, и в каждый момент, пока он двигался, он ощущал, как вся эта борьба, вся эта сила, всё, что его окружало, сжимаются вокруг него, сливаясь в одно целое. Он, омега, должен был стать тем, кто изменит это место. Кто-то должен был бросить вызов. Кто-то, кто мог бы рискнуть. Он понимал, что в этот момент, когда вся система сжимала его, он стал тем, кто с этим столкнётся и будет бороться.

Его пальцы снова сжали ладонь. Время шло, и Мирослав понимал — его время пришло.

Глава 71

Визит Георгия Жукова

* * *

Мирослав едва слышно вздохнул, ощущая, как после предыдущего пациента кабинет словно наполняется вязкой, тягучей усталостью. Он машинально протянул руку к перчаткам, пальцы скользнули по жёсткой ткани, но не успел он вновь погрузиться в работу, как в дверях возник медбрат, застыл на пороге, а за ним, невидимо, завозилось что-то тревожное, будто в самом воздухе сгущалось нечто неведомое, плотное, чуть ли не осязаемое.

— Доктор Миргородский, тут новый пациент… случай серьёзный, но он неохотно идёт, — голос медбрата звучал глухо, с нотками странной сдержанности.

Мирослав медленно поднял голову, впился взглядом в полутень коридора, где уже угадывался силуэт того, кто приближался. И вот — он сделал шаг вперёд. Высокий, с тяжёлым, выверенным взглядом, в котором читалась смесь раздражения, напряжённого контроля и глубокой, невыраженной боли. Он стоял, не двигаясь, не желая переступать порог, будто сам факт обращения за помощью был