Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

По кусочкам отрывать будет, зубами отгрызать!

Мчалась, ровно эриния на крыльях мести своей[121].

Те, кто Феденьку убил… они только потайным ходом уйти могли! Больше никак! И запах гари факельной ее слова подтверждал.

Борька?!

ОН?!

Тогда она сама его убьет, зубами глотку перервет…

Ходы Любава и правда хорошо знала, потому и нагнала беглецов быстро. Вот уж и огонек впереди затеплился, явно там они… негодяи!

– СТОЙТЕ!!!

Никто не остановился, огонек удалялся, Любава взвыла вовсе уж жутко – и побежала за ним.

И…

Она даже не поняла, как так получилось. Только вот земля из-под ног ушла, и она ощутила, что вниз падает. От сильного удара из нее так дух вышибло, что даже закричать не смогла она. А потом сверху хряск страшный раздался, и что-то теплое закапало, и стон…

И – щелчки, которые знала она.

Ударили арбалеты.

Любава даже и закричать не смогла. Даже и не поняла сразу, где она. А тем не менее царице вдовой повезло. От колдовства своего, от откатов за ведьмовство сильно высохла она в последнее время. Она и не попала ни на один из кольев, миловала ее судьба, проскользнула она меж ними. А вот трое рыцарей из бежавших за ней судьбы своей не избегли. Следом полетели, один сразу нанизался, второй на другой кол, а третий сразу на два попал. И кольчуги не спасли… Первому кол бедро пробил, кажется, не живот, ан бедренная артерия – с ней шутки плохи, в минуту кровью истечешь, как и произошло. Второй грудью на кол попал, не проткнуло его, в кольчуге-то, а грудь так помяло, что не жилец. Третий на кол наискось нанизался, и тоже ему недолго оставалось, только Любава не видела этого. Она стоны слышала, кровь чуяла – и дрожала.

Догнал царицу страх.

Врага не побоялась бы она, и смерти. А вот когда так… и неизвестно что, и не ясно, чего ждать… Так намного страшнее. И арбалеты…

Это была засада?

Но парализованный страхом разум не мог дать ответов. И Любаве оставалось только дрожать.

* * *

– Твоя левая сторона, моя правая.

Михайла кивнул:

Устя молчала. Когда Борис до нужного места дошел, она б то место отродясь не нашла, а Боря вдруг руку куда-то запустил и часть стены снял, ровно щит. Да и был это щит. И за ним обнаружилось…

Сначала рычаг, который Боря опустил вниз с усилием немалым, прислушался, кивнул довольно.

– Давно не бывал тут, боялся, заржавеет – ан нет! Хорошо мужики ладили! Крепко!

– Ловушка?

Слыхивал о таком Михайла. Доводилось.

И не такое слыхивал. И ямы для врагов делались, и камни им на головы сыпались, и стены смыкаться могли – всякое бывало.

– Ловушка. – Борис с временным союзником смирился, хоть и решил за ним приглядывать. – С арбалетом умеешь?

– Белке в глаз не попаду, но и не оплошаю.

– Хорошо. Стороны поделим – и бей. Пусть не в глаз, арбалеты мощные, и кольчугу пробить могут, ежели попадешь удачно.

Михайла кивнул, болт на тетиву наложил, арбалет взвел.

И заметил, как Устя на него смотрит. Пристально, внимательно… подвоха ждет.

Само с уст рванулось горькое:

– Не бойся. Он тебе дороже жизни, а ты мне. Не обману.

Устя головой покачала:

– Прости, Михайла. Жизнь так сложилась, не вольна я в своем сердце.

Борис смотрел серьезно:

– Любишь ее?

– Люблю.

– Тогда приказ тебе. Ежели что плохое со мной случится – увези Устинью из города, сбереги. Не дадут ей тут жизни, и ребенка удавят.

– Боря!

– Так надо, Устёна! И ты пообещай, когда что – ты ради нашего малыша жить станешь!

Устя губу прикусила.

Жить…

– Это не жизнь будет. Но обещание я тебе даю.

Михайла усмехнулся только. Ох уж бабы эти… обещание она дала. А какое – про то умолчала, белыми нитками ее хитрости шиты, да разоблачать некогда. Вот уж погоня приближается, Борис как-то хитро факелом зажженным повел – и затопали преследователи быстрее, азартнее, отсвет увидели, цель почуяли рядом, вот-вот догонят, зубы сомкнут на горле!

Как приблизились на свет факела, так и полетели вниз. Передние точно, а потом Михайла выстрелил.

Перезарядил арбалет – и еще раз стрельнул. Третий раз уж не попал ни в кого, а двое врагов корчились, одному стрела в живот попала, второму в ногу, не убежишь. Борис тоже не оплошал, даром что царь, такого и в ватагу взять можно. Двоих положил, одного насмерть, второго в грудь… Не сдох, ну так добить завсегда можно. Только вот…

– Не упаду я?

– Нет.

– Тогда сейчас вернусь.

Ножей у Михайлы хватило, да и не сопротивлялись рыцари, болью парализованные. Хорошо только, что государь Устинью отвернуться заставил. Понятно, добивать надобно, а только у баб к тому отношение странное… дуры как есть. Каждому ясно, нельзя за спиной живого врага оставлять, а они начинают страдать да о милосердии вопить. Тьфу!

Устинья молчала.

Борис кивнул, как Михайла вернулся.

– Благодарствую.

И ни слова больше. Ни посулов тебе, ни обещаний… Только вот в одном слове больше весомости, чем у Федьки в часовой речи. Ну так оно и понятно – кто царь, а кто медяшка стертая.

Борис тем временем вперед шагнул, ногой на угол ловушки нажал, плита вертикально встала. Государь прицелился, в одного из рыцарей выстрелил, добил. Михайла рядом с ним встал.

Мало ли что, так оттолкнуть его, стоит тут, смотрит… чего на дохлятину любоваться?

Ан… шевелится?

Михайла Бориса и откинул, оттолкнул так, что тот Устю локтем задел, выругался, но не до ругательств было Михайле. А вдруг ножом кинут?

Он бы и попал, и докинул… Что там на дне шевелится? Вроде и не так глубоко, может, два или три роста человеческих, лучше не рисковать.

Или…

Михайла прищурился – и едва не онемел. На дне ямы медленно распрямлялась… царица Любава!

* * *

Повезло Любаве, не погибла она на кольях. А как свет увидела, так и вовсе распрямилась, вылезти попробовала.

Мертвяков бояться?

Да страх и рядом с ней не пробежал бы сейчас, царицы бы испугался. Баба, когда полубезумная, она и черта напугает так, что тот в раю спрячется.

Грязная, растрепанная, с горящими диким огнем глазами…

– Ух ты! – высказался Михайла. – Говорил Федька, что мамаша его ведьма, но я не думал, что так-то… жуть какая!

Устя шаг сделала, рядом встала, за ней Борис. Смотрели молча.

Любава