Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

– ВЫ!!!

Такой визг с ее губ полился, такая грязь, что Устя едва уши не зажала. Противно слушать было. Да и надо ли?

– Боренька, может, оставить ее покамест здесь? Некогда нам…

– Оставить?! Не смей!!! Вытащите меня, немедленно!!!

– Ага, чтобы ты нас убить попробовала? – Из Михайлы мальчишка-скоморох лез неудержимо. И то, сколько он по дорогам бродяжил. – Ищи других дураков! Чего ты сюда прибежала – в спальне не сиделось?!

Любава глазами сверкнула:

– Вытащите меня.

– Кто привел врагов в мой дом? – жестко спросил Борис. – Ты хотела, чтобы меня убили, а Федька на трон сел? Отвечай, гадина!

Любава вспомнила, что сын… зубы оскалила:

– Ты!!!

– Не, это я его убил, не он. – Михайла решил, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, ухмыльнулся Любаве. И разум если и не окончательно покинул ведьму, то… бешенство взяло вверх, захлестнуло разум, затопило – и сорвалась Любава окончательно:

– Ты?! Тварь неблагодарная, раньше тебя надо было убить, раньше!!!

Устя невольно кивнула, но стояла она чуть дальше от ямы, за плечом Михайлы, вот тот и не заметил жеста, а Любава увидела. И завизжала:

– И тебя, тебя тоже!!! Как всех, как мужа, как Ольку, как…

Борис шаг вперед сделал:

– Мужа?!

Михайла его за плечо схватил, откинуть от ямы, ежели что, напрягся весь, но Борис и не заметил даже.

– Ты моего отца убила, тварь?!

Любава в ответ оскалилась. Видела она, что Борису больно, и ей больно было, и укусить она побольнее хотела:

– Да! Как надоел он мне! Мерзкий, вонючий…

– А еще небось догадался, что Федька – не его сын? – подкинула предположение Устя.

И Любава оскалилась вовсе уж нечеловечески:

– И это тоже! Родинку он углядел!!! РОДИНКУ!!!

– У Истермана такая же оказалась?

– Тебе откуда ведомо?! – удивление даже гнев на секунду пересилило.

Устя головой качнула:

– Чего тут гадать, не могла ты от государя зачать, а вот от Истермана могла, у него родни хватает. Небось приехал кто, а ты и попользовалась.

– Догадливая… – Любава все больше напоминала смерть, как ее иноземные художники рисуют, с оскалом голого черепа.

Борис тоже осунулся, побледнел.

– Отца моего ты не любила никогда, сына от Истермана родила, отца отравила, на меня покушалась…

– Добавь еще, Боря, порчу наводила, – подсказала Устя. – С ее руки легкой на тебе аркан появился, ее сестра и накинула. Так ведь?

– Кто тебе виноват? – оскалилась Любава. – Ты должен был до совершеннолетия мальчика моего править бездетным, а ты с этой гадиной закрутил, да как! Кто ж знал, что она и сама ведьма?

– Ведьма. И ваш аркан почуяла, но не стала шум поднимать. Выяснила только, кто его сделал, да и успокоилась. Порвать-то его и Марина могла, просто так Борис ей не мешал, и вы не мешали. Вы в свои игры играли, она силу копила, мужчин изводила, – Устя была уверена в своих словах. – Ей много силы надо было, чтобы дочь зачать, а для сына – вчетверо. Может, и были у нее на ваш счет планы, да не успела она.

– Ты раньше пришла.

– Федьку своего обвиняйте, я бы к нему кочергой не притронулась, ему моя сила надобна была, его тянуло…

– ГАДИНА!!!

Борис сделал шаг от ловушки.

– Я, государь Россы, мое право и моя воля. За измену мужу, за убийство мужа, за ворожбу черную приговариваю тебя, Любава Никодимовна, к смерти через удушение. Приговор приведен будет в исполнение незамедлительно.

И рычаг повернул.

Повернулась плита, закрыла ловушку, и вой стих, ровно отрезало его.

Борис на пол опустился, Устя рядом с ним, руку его сжала.

– Боренька!

Михайла отвернулся со злостью. Он тут что – бревно бесчувственное?!

Борис руку жены сжал ответно, тепло ее почуял, и легче стало. Самую чуточку, но легче.

– Устя… за что?!

– Она просто дрянь, вот и все. Это как случайная беда, только случай, только игра судьбы, – Устя и не подумала голос повышать. – Просто – случай.

Борис выдохнул, на ноги поднялся. На плиту, под которой обречена была Любава медленно задыхаться, и не поглядел даже. Какое ему дело? Он приговор огласил и исполнил и в своем праве был. Полностью.

– Уходим отсюда. Довольно.

* * *

Божедар потянулся, по сторонам огляделся.

Эх-х-х!

Только-только разогреться успел, а враги-то уже и закончились! Где уж тут душеньку распотешить! Всего сотня рыцарей жизни свои отдала сегодня. Может, чуть поболее, около ста десяти человек…

А его ребята?

Божедар прищурился, тела оглядел… двадцать один. И раненые есть.

Среди рыцарей таких нету.

Эх, все одно много, считай, один к пяти. Надо бы один к тридцати… и то много! Иноземцев сколько ни перебей – все мало, а вот свои…

Семьям он поможет, конечно, да все одно, ребят жалко. А ведь это еще не конец, еще корабли остались, и на них рыцари есть… Туда тоже наведаться надобно. А только сначала с государем поговорить, зачистить все, узнать, что там, в порту…

Не бывает у богатырей жизни легкой, бывает насыщенная.

* * *

– Мы сейчас к палате Сердоликовой выйдем, не в самой, рядом с ней, – Борис коротко объяснял, что будет. – Ты, – кивок Михайле, – про Федьку молчи. Не ты его убил, а кто – неведомо. Понял?

– Понял. А… дальше, что со мной будет?

– Поедет боярин Ижорский в свои владения. Женится да и поедет.

– Я?! За что?!

– Считай, наказание твое. Что – не знал ты об их замыслах? Знал все и виноват тоже, только ты передо мной вину свою искупил. Почти. За то и боярство дарую. А женю, чтобы на мою супругу заглядываться впредь не смел.

– Как будто что-то от женитьбы поменяется.

– Вот и посмотрим. Опять же, у Ижорского дочь осталась, не присмотрена, не устроена. Ей муж хороший надобен, а тебе жена – договоритесь.

Михайлу аж передернуло. Но смолчал, понял, не ко времени спорить.

Вот выйдут они из потайного хода, и уйдет он, возьмет да и уйдет! А чего ему тут?

Устинья рядом с ним не будет никогда, а на чужое счастье смотреть, зубами скрипеть? Таких сил нет у него, да и не будет никогда.

Уедет он, далеко уедет, может, в ту же Франконию, деньги есть у него, а франконцев не жалко.

Вот и выход. Борис в глазок посмотрел, потом повернул что-то, дверь открылась.

– Вроде тихо все. Быстро, выходим.

И верно, тихо было в коридорчике малом, а неподалеку шум слышался, говорили что-то…

– Божедар, – опознала Устинья.

– И боярин Пущин. Что ж, надобно туда идти.

Борис