Сила обстоятельств - Виктор Павлович Точинов

Ее рука скользнула вниз, коснулась части моего тела, и вправду не испытывавшей ни малейших сомнений.

«Любая моя жидкость ядовита… любая… любая… любая…» – думал я чуть позже в такт ритмичным движениям.

Кажется, успел и не доставил ей лишней боли.

* * *

На востоке едва брезжило, но внизу царила какая-то непонятная суета. Отблески факелов, возбужденные голоса. Кто-то куда-то бежал, грохоча сапогами. Всхрапывали кони. Откуда они взялись во фригольде, да еще в такую рань?

Дейра тоже проснулась, подошла к окну, но не больше меня понимала в происходившем.

Торопливые шаги в коридоре. Пара ударов в дверь. Дейра растерянно поискала взглядом свою одежду, но сделать ничего не успела, – голос Дидье произнес две быстрых фразы, и вновь шаги, удалявшиеся.

Я понимаю мранский с пятого на десятое, да и то если говорят неторопливо и разборчиво, но здесь был не тот случай. Разобрал лишь слово «собака». Похоже, Дидье знает, что здесь произошло, и не слишком-то доволен…

Суматоха под окнами завершилась. Небольшой конный отряд проскакал через ворота, грохот копыт затих вдали.

– Будем вставать? – спросил я. – Мне в любом случае уже не уснуть.

– Будем, будем… Но не все… – буквально-таки промурлыкала Дейра. – Кто-то будет вставать и работать, кто-то ложиться и получать удовольствие, так уж несправедливо устроен мир…

Несправедливое устройство мира привело к тому, что поднялись мы, когда окончательно рассвело.

Глава 7

Завтракали внизу, за огромным столом, вдвоем с Дейрой. Ее отец, братья и двое слуг (тоже мранов) куда-то ускакали, не сказав куда. Дидье лишь приказал запереть ворота и двери, опустить ставни, отвязать и выпустить на двор сторожевых собак, – единственное слово, что я сумел разобрать в его тираде, никак ко мне не относилось.

Отправилась куда-то и Орайе… Или же просто не отзывалась на стук в дверь.

Облезлые головы лосей, кабанов и оленей пялились со стен осуждающе: до чего, мол, докатился, Алый плащ! С кем связался?! Словно истомленный воздержанием двадцатилетний новобранец, готовый присунуть кому угодно: хоть старой обозной шлюхе с отвисшими до пупка морщинистыми грудями, хоть козе, прежде чем освежевать ее и сварить…

Я лишь понуро вздыхал. Все справедливо и возразить нечего.

Дейра, напротив, выглядела счастливой и довольной, щебетала без умолку и подкладывала мне лучшие куски.

Похоже, девочка не понимала, что все, произошедшее между нами, – случайность, стечение обстоятельств и продолжения не будет…

Невпопад, никак не соотнося свои слова с ее последней фразой, я сказал:

– Самое позднее через три дня я уеду.

Хотелось добавить: «Если до тех пор меня не убьют», – но я добавил другое:

– Скорее всего, навсегда.

Лучше уж так – рубануть по первым же росткам надежд и иллюзий, не дожидаясь, пока разрастутся пышным деревом. Потом будет больнее.

– Я поеду с тобой, – заявила она без всякой патетики. Поставила в известность.

– Зачем? Зачем это тебе? Зачем мне?

– Ты стал моим первым мужчиной, – сказала она так, словно это все объясняло (не соврала, я видел следы крови на простыне). – Ты не можешь меня бросить, так не поступают ни люди, ни вэйри. Только собаки разбегаются сразу после вязки.

Да, я знал, что мраны по натуре однолюбы, даже овдовев, во второй брак вступают крайне редко. Черный Дидье, например, так и не женился вторично. Но в том, что касается людей, девочка удивительно наивна для своих тридцати семи лет…

– Мы слишком разные. Ты вэйри, я человек, к тому же служивший в Алых плащах… Знаешь, сколько моих друзей прикончили твои собратья? Знаешь, сколько мранов погибло от моей руки? Лучше и не знай… Если мы будем вместе, нас не поймет ни мой народ, ни твой.

Не знаю, зачем я пустился в длинные объяснения… Мог бы сказать правду: ничего я к ней не испытываю, никаких чувств, что подвигают людей на совместную жизнь… Словно козу отжарил, прежде чем разделать и сварить.

Мог, но отчего-то не сказал…

– А что плохого сделала лично я лично тебе? – спросила Дейра. – Не мой народ твоему народу, и не твой моему, – я тебе?

Пришлось признать: ничего плохого, только хорошее, но…

И я завел что-то о коллективной ответственности, о том, что в нашем мире и люди, и мраны легко и просто убивают тех, кто лично им ничего плохого не сделал, просто носит плащ не того цвета и не с тем гербом, или говорит на неправильном языке, или молится неправильному богу…

Лишь начал, но развить свои выкладки не успел. Снаружи вновь что-то происходило. Не закончив трапезу, мы выскочили на высокое крыльцо.

Надрывались псы, слуги-люди, оставшиеся в усадьбе, брали их на сворки. А в ворота кто-то барабанил так, что даже отсюда было слышно.

Недолгое время спустя по подъездной дорожке вскачь мчался Ожье-оруженосец.

– Метр Реньяр! Быстрее! – кричал он еще издали.

* * *

– Что случилось? – спросил я, прилаживая клеймор к передней луке седла.

– Отец, братья… Они живы? – От волнения в речи Дейры гораздо сильнее зазвучал мранский акцент.

– Все живы, даже никто не ранен, – первым делом галантный Ожье успокоил девушку, затем ответил мне: – Это надо видеть, мэтр Реньяр… Словами не передать…

– И все-таки? – настаивал я, прицепив к сапогам шпоры и занявшись подгонкой стремян.

– Нет, мэтр, очень долго рассказывать… Мы быстрее доскачем.

– Куда доскачем?

– В Меланжу, это…

– Я знаю, где это. Ну вот, готово. Едем.

В деревушке Меланжу верховодил староста Терье, отец шестерых здоровенных и туповатых братьев. Хотя, возможно, уже пятерых… И отчего я не удивлен?

– Береги себя, – сказала Дейра, когда я усаживался в седло.

– Постараюсь.

– Ты не старайся, ты просто вернись живым.

– До сих пор получалось…

Ожъе не стал дожидаться конца нашего разговора, пришпорил коня. Я поневоле тронулся следом.

– Я буду молиться за тебя Девственной Матери, – крикнула она в спину.

Ответил я не словами, прощальным жестом.

* * *

Да, это надо было видеть…

А еще лучше – никому и никогда не видеть, дабы не утратить сон и аппетит.

Деревушка подверглась страшному, небывалому разгрому, – даже банды самых отъявленных мародеров редко так усердствуют в селениях вилланов, знают, что достойной поживы там не найти.

Пострадали дома: каменные стены уцелели, но повсюду виднелись пробитые ограды, вынесенные ворота и двери. Пострадали надворные постройки, амбары и хлева были буквально раскатаны по бревнышку. Вырвавшаяся на волю скотина далеко не разбежалась, повсюду валялись свиньи, коровы, овцы… И целые, и отдельные фрагменты.

Два дома горели. И пламенем был охвачен небольшой храм Девственной Матери.

Но это все полбеды…

С людьми здесь обошлись не