Я – Товарищ Сталин 6 - Андрей Цуцаев

Мацуока кивнул, перелистывая отчёт.

— Я начну с рынков у реки. Там часто торгуют оружием и инструментами. Если убийцы покупали там, кто-то должен был их видеть.

Заседание закончилось. Кадзивара остался у карты, его взгляд был устремлён на красные линии, словно он искал ответы в них. Он знал, что где-то в Осаке, а может, и в Токио, скрывались те, кто бросил вызов Кэмпэйтай. И они ударят снова.

В то же время, когда в мрачном кабинете штаб-квартиры Кэмпэйтай в Касумигасэки генерал-майор Кадзивара раздавал приказы, в скромном доме на окраине Токио, в районе Сэтагая, царила зловещая тишина. Дом, окружённый старыми соснами, чьи ветви шевелились под порывами ночного ветра, казался заброшенным: покосившиеся ставни, облупившаяся краска на стенах, заросший мхом сад. Внутри, в тесной комнате с низким потолком, освещённой тусклым светом масляной лампы, собралась группа людей. Их лица растворялись в тенях, отбрасываемых мерцающим пламенем, делая их неразличимыми, словно призраков. На столе перед ними лежала фотография офицера Кэмпэйтай, чьё имя, Токугава Ёсинори, они произносили с холодной ненавистью.

Фотография, слегка потрёпанная по краям, запечатлела мужчину в форме Кэмпэйтай с прямой осанкой и взглядом, полным непреклонной решимости. Его погоны блестели, а на груди виднелись знаки отличия, выдававшие высокий ранг. Рядом с фотографией лежала карта Токио, испещрённая пометками: красные линии обозначали маршруты патрулей Кэмпэйтай, чёрные точки — места встреч их информаторов. На столе также стояли наполовину пустая бутылка сакэ, несколько глиняных чашек и пепельница, полная окурков, от которых в воздухе висел едкий запах табака. Листы бумаги с мелким почерком, несколько карандашей и нож с деревянной рукоятью дополняли картину.

Человек с низким хриплым голосом, сидевший ближе к лампе, постучал пальцем по фотографии.

— Этот человек — заноза, — произнёс он, его голос дрожал от сдерживаемой злобы. — Токугава Ёсинори, полковник Кэмпэйтай. Он уже подобрался слишком близко к нашим людям в Осаке. Если мы не остановим его, он разрушит всё, что мы построили.

Другой голос, резкий и полный раздражения, отозвался из темноты:

— Токугава — не просто заноза. Его отчёты, его допросы… Он не остановится, пока не раскроет нашу сеть. Я слышал, он три дня изучал место убийства Ясуда. Если он свяжет это с нами, нам конец.

Третий голос, холодный и размеренный, вмешался:

— Токугава не Ясуда. Ясуда был предсказуем, его можно было убрать тихо. Токугава — другой. Он осторожен, недоверчив. Его информаторы — не просто уличные торговцы, а люди, которых он лично проверяет. Устранить его будет сложно. Но это необходимо.

Тени на стенах дрогнули, когда лампа мигнула, словно отражая напряжение в комнате. Человек с хриплым голосом наклонился ближе к карте, его пальцы обвели район Тэннодзи в Осаке, где было совершено убийство Ясуда.

— Мы думали, что устранение Ясуда даст нам время, — сказал он. — Но Токугава… Он быстрее, чем мы ожидали. Он знает, что мы работали чисто, но всё равно найдёт зацепку, если мы не будем действовать.

Резкий голос фыркнул, его тон был полон сарказма:

— Найдёт зацепку? Ха! Он уже роет, как пёс.

Четвёртый человек, до сих пор молчавший, придвинул к себе карту Токио. Его пальцы, тонкие и бледные, словно принадлежавшие музыканту, медленно обвели точку в районе Синдзюку, где, судя по пометкам, Токугава часто проводил время.

— У нас мало времени, — сказал он тихо, но его голос заставил всех замолчать. — Токугава не просто ищет улики. Он ищет нас. Его агенты уже следят за рынками, переулками, каждым, кто мог быть связан с Ясуда. Если мы хотим остановить его, нужно действовать быстро, но не грубо. Убийство Ясуда было сигналом, а устранение Токугавы должно стать уроком.

Хриплый голос хмыкнул, наливая сакэ в чашку.

— Урок? Легко сказать. Токугава не ходит один. У него охрана, его люди проверяют каждый шаг. Устранить его в Осаке или Токио — значит поднять тревогу. Кэмпэйтай и так на взводе после Ясуда. Если мы уберём ещё одного, они начнут охоту, какой не было со времён 26 февраля.

Резкий голос перебил, его тон стал ещё более ядовитым:

— Тогда не убивай его сразу. Сломай его. Токугава гордится своей репутацией безжалостного следователя. Но у каждого есть слабости. Найди их. Его семья, его связи, его информаторы. Если мы подберёмся к кому-то из его окружения, он дрогнет или хотя бы отвлечётся.

Человек с холодным голосом, сидевший в дальнем углу, медленно кивнул. Его тень на стене казалась неподвижной.

— Это может сработать. Но Токугава не из тех, кто поддаётся шантажу. Его семья под охраной, его информаторы — под контролем. Мы не можем просто надавить на него. Нужно заманить его в ловушку, дать ложный след, который уведёт его от нас.

Лампа мигнула, и комната погрузилась в тишину. Снаружи ветер усилился, сосны за окном скрипели, их тени метались по стенам, словно предвестники грядущей бури. Группа начала собирать бумаги, гасить окурки, убирать следы своего присутствия. Они знали, что Кэмпэйтай уже идёт по их следу, и каждый шаг должен быть выверенным. Токугава был их целью, и они не собирались останавливаться, пока он не будет нейтрализован.

Глава 7

Нанкин, 15 мая 1936 года.

Нанкин просыпался под тонкой пеленой тумана, пропитанной запахом угольного дыма. Столица Китайской Республики жила в ритме нового дня: широкие бульвары, обсаженные платанами, наполнялись стуком конных повозок, звоном трамваев и криками торговцев, раскладывавших на лотках горячие булочки, связки зелени и рулоны шелка. По каналам, извивающимся между кварталами, скользили плоскодонки с грузами риса, их весла тихо плескали в мутной воде. Пешеходы заполняли тротуары: женщины в длинных ципао несли корзины с бельем, дети гонялись за деревянными обручами, а монахи в храмах зажигали благовония, чей сладковатый аромат смешивался с запахом жареных лепешек и свежесваренного чая. Нанкин был сердцем нации, но в этом сердце ощущалась тревога. Слухи о заговорах внутри Гоминьдана, о шпионах и мятежных группировках, подогреваемые памятью об убийстве генерала в Шанхае, витали в воздухе, словно дым над городом.

Президентский дворец, окруженный высокими стенами с красными лакированными колоннами, возвышался в центре Нанкина. Его дворы, вымощенные серыми плитами, гудели от шагов: помощники в строгих костюмах торопились с папками бумаг, солдаты в синей форме стояли на постах, держа винтовки с примкнутыми штыками, а курьеры на велосипедах сновали через ворота, доставляя запечатанные конверты в министерства. За стенами город жил своей жизнью: лавки с фарфором и сушеной рыбой открывались, рикши тянули скрипучие повозки, а трамваи гремели по рельсам, их звонки прорезали утренний шум.