Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

Маленький Боря был откровенно мерзким типом. Когда старшая сестра — растрёпанная девчонка лет шестнадцати — ворвалась в кухню и завопила: «Борька, гадёныш, ты зачем унитаз пастой измазал⁈» — он фыркнул от смеха и забрызгал кашей стол и стену.

Сестра, увидев это, буквально взвыла от избытка чувств. А Боря хохотал. Похоже, ему и в голову не приходило, что к нему могут быть применены какие-то санкции посерьёзнее крика. И санкций действительно не было. Сестра, сжав кулаки, унеслась в ванную. Щёлкнула задвижка. Зашумела вода. Судя по звукам, девчонка вытирала стульчак. Потом зашумел душ.

Боря продолжал тупенько хихикать, размазывая кашу по тарелке.

— По-моему, нам звездец, — сказал я.

— Он же просто ребёнок… — тихонько откликнулась Изольда.

— Угу. А мы просто заперты у него в башке. Пока его сестра отмывает задницу от зубной пасты. Можно сделать ещё много очевидных наблюдений, но это не отменяет того факта, что нам звездец.

— Нет. Знаешь, Тимур, ты не прав. Нельзя сдаваться!

— В смысле «сдаваться»? Мы сделать ничего не можем!

— В ситуации, когда ничего нельзя сделать, можно продолжать верить.

— Вера либо есть, либо её нет. У меня вот как-то…

— Нет. Неправильно. Вера — это действие. Так же, как любовь. Все эти заявления, что любовь ушла, вера иссякла — это просто самообман.

— Как я могу верить, если я не верю?.. Или любить кого-то, кого не люблю?

— Знаешь, есть разница между человеком и животным. Большая разница. И это — одна из её граней. У животного нет выбора, оно подчиняется инстинктам. А человек подчинён разуму! И разум может верить и может любить.

— Это какая-то совершенно новая для меня мысль.

— Я ведь говорила, что моя теория отличается от твоей. Разум и душа — одно целое. Нельзя ставить между ними стену даже в мыслях. Они должны существовать в гармонии. Разуму нелегко. Ему и должно быть нелегко! Он рождён, чтобы трудиться. Познавать мир, анализировать, обеспечивать приемлемое существование физическому телу. А ещё он должен верить и любить, несмотря ни на что! И только тогда что-то будет получаться.

— Ну, даже если и так, то от моей веры ни холодно ни жарко. Верить и любить должен Борис. А он любит пакостить и ржать, как дебил.

— Мы здесь не просто так.

— Ну да. Мы здесь в наказание за нашу самонадеянность. Сейчас он обосрётся с пузырями, и здравствуй, вечность без Света…

— Ничего не происходит просто так, — упрямо гнула своё Изольда. — Нам дана возможность наблюдать не просто, чтобы поиздеваться.

— Почему бы?

— Да потому! — Изольда начала психовать едва ли не впервые за всё время нашего знакомства. — Всё, что происходит с каждым, даётся ему, чтобы он проявил свои лучшие качества, чтобы поступил правильно. Ты думаешь, что это испытание только для Бориса? Ошибаешься! Это испытание и для нас тоже. Так что соберись и…

— И что? Начать верить?

— Именно так, Тимур. Начать верить.

Судя по тону, возражать не следовало. На ниточке повисла сама возможность каких-либо продуктивных отношений. Мы подошли опасно близко к глубинным мировоззренческим вопросам.

Каюсь, я замолчал из меркантильных соображений. Рассориться в пух и прах с человеком, с которым придётся коротать вечность, никогда не поздно. Начинать с этого лучше не надо.

Начинать верить… Ну и как это сделать? Есть мануал? Ау! Разум требует мануал!

Мануала не было.

Боря доел кашу, встал из-за стола и потянулся, глядя в окно. За окном серел рассвет.

Хлопнула дверь, из ванны выскочила сестра.

— Борька! Ты почему до сих пор в трусах стоишь, ты в школу опоздаешь!

— Щас, — лениво откликнулся Боря.

— Не «щас», а сейчас же! Бегом одеваться!

Боря зевнул.

Хлопнула ещё какая-то дверь. И вновь донёсся вопль сестры:

— Ты что, портфель не собрал с вечера⁈

— Ща-а-ас! — крикнул Боря.

Он зашлёпал босыми ногами из кухни, но вдруг остановился. Что-то заставило его задуматься внезапно. Глядя на зеркало в прихожей, видное из коридорчика. В зеркале стоял тёмный силуэт освещённого сзади мальчишки. Мне показалось, что силуэт колышется, пытаясь взлететь. Что у него вытягивается морда…

Боря развернулся и прошёл обратно в кухню. Забрал со стола тарелку, сунул в мойку и залил водой. Потом взял тряпку и начал оттирать стену.

— Видишь⁈ — торжествующе сказала Изольда.

— Угу, — только и сказал я.

Это ещё ничего не доказывало. Ровным счётом.

— Борька! — заорала сестра.

— Ща-а-а-ас!

* * *

Двери в кабину открылись без проблем. Николай оказался в небольшом помещении, напоминающем кабину космического корабля. Два сиденья, какие-то рычажки, кнопочки, экраны с различными показателями. В глазах зарябило.

«Блин… Что же тогда в самолётах делается?» — подумал Николай.

Он приблизился к панели управления. Ни один из элементов не был подписан. Под кнопками красовались символы, значение которых, видимо, надо было изучать на тех самых курсах машинистов.

Николай посмотрел вправо. Над боковым окном красными буквами было написано: «Проезд запрещающего сигнала приводит к преступлению».

— Окей, — кивнул Николай. — Принято.

Он шлёпнулся в кресло и перевёл дух.

Итак, вот она. Кабина. Место, откуда можно управлять всеми процессами. И где ровным счётом ничего не понятно.

Николай посмотрел вперёд, на рельсы, убегающие за горизонт. Правый рельс бежал вперёд, левый — наоборот, под поезд. Точно так же поступал и пейзаж в целом, и, что хуже всего, шпалы, будто разделённые пополам невидимой чертой. Реальность скроилась из двух не подходящих друг другу половинок.

Если в вагонах эта аномалия была разнесена, то теперь, когда элементы визуально слились в единое, мозг просто вскипел. Голова закружилась, вернулась тошнота. Сознание попыталось отключиться.

— Нет!

Николай закрыл глаза, опустил голову, обхватив её руками, и глубоко задышал. Паника заставляла сердце колотиться всё быстрее. Несколько секунд ему казалось, что сейчас он просто умрёт здесь. Как персонажи Лавкрафта — увидев что-то такое, что не может никак быть уложено в узкие рамки человеческого восприятия.

Постепенно сердце успокоилось, тошнота отступила. Николай опустил руки, открыл глаза. Он не смотрел вперёд — к этому был пока не готов. Взгляд блуждал по панели в поисках хоть чего-то понятного, с чего можно начать. Ну хотя бы кнопки включения кондиционера.

«А что я вообще могу сделать непоправимого? — подумалось вдруг. — Здесь же нет кнопки „сбросить поезд с рельсов“? Можно просто потыкать всё подряд без разбора!»