Немезида ночного ангела - Брент Уикс

где находятся все лузы. Представь, что стол непрестанно меняется, что иногда под сукном появляются ямки или кочки, а все игроки бьют по мячам одновременно и непрерывно. Ах да, а еще шарам порой хватает воли изменить направление своего движения. Некоторые даже увеличиваются или уменьшаются прямо на ходу. Вот такую партию я обречен разыгрывать, Кайлар, как и все мы. В свободной, необъятной вселенной пророчества значат лишь то, что я вижу стол чуточку лучше большинства людей.

– Ага. Конечно. Но делать ставку против тебя я бы не стал.

– Мои силы – все равно что вздох во время бури, Кайлар.

– Притворяйся сколько хочешь. – Я поднимаю руки ладонями вверх. – Но ты тем не менее все еще здесь. Бьешь своей палкой по моим шарикам.

– Кайлар, знаешь ли ты, что становится с человеком, который слишком долго остается один?

– Что?..

– Я знаю. Я.

Я недоуменно прищуриваюсь.

– И что же ты знаешь?..

Дориан недовольно поджимает губы. Затем испускает могучий вздох. Затем замирает. Внезапно склоняет голову набок, как будто прислушивается к чему-то, что может уловить только он.

– Боюсь, у меня не осталось времени на разъяснения. Похоже, через десять секунд рассудок вновь покинет меня.

Мне не хочется перебивать его, даже ради того, чтобы поторопить. Мне не хочется показаться нетерпеливым. Дориан просто обрабатывает меня. Все ради власти. Такие, как он, всегда стремятся только к ней.

Но даже несмотря на то, что я не собираюсь верить ни единому слову, которое вот-вот вылетит из его рта, мне все же любопытно, что он скажет.

Секунды ускользают одна за другой, и Дориан пристально смотрит на меня, словно подначивая наорать на него и впустую истратить оставшееся у него время.

Наконец он говорит:

– Ночной ангел судит, но кто судит его? На самом деле я пришел не для того, чтобы ты свернул с избранного пути, Кайлар. Я здесь для того, чтобы ты навсегда запомнил – ты сам решил идти дальше. Такова моя месть – ты будешь судить самого себя.

Его глаза стекленеют. Безумный пророк вновь безумен и заточен в одиночную камеру собственного черепа. В том, кто теперь смотрит на меня сквозь прутья собственных поступков, нет ни единой божественной искры. Он – пустой сосуд в пустой темнице.

Глава 11

Не на того напали

После того как слуги Мамочки К уводят безропотного Дориана, мне хватает нескольких минут, чтобы растереться губкой в купальне, привести шевелюру в какой-никакой порядок, одеться и, сдвинув один за другим все засовы, наконец предстать перед моим оружейным шкафом.

– Разным битвам подходит разное оружие, да, учитель? – произношу я.

В последнее время я часто разговариваю сам с собой. Не потому, что мне одиноко; просто, когда я так делаю, сувальды замочков в моей голове встают по-другому. Находясь в гулких ущельях собственного разума, можно тысячу раз прокричать одну и ту же мысль и даже не понять, что ты повторяешься. А когда начинаешь делать то же самое вслух, то быстро понимаешь, что говоришь как умалишенный.

Надеюсь, теперь, когда я пересказываю все ка'кари, я избавлюсь от этой привычки.

Я беру один-единственный поясной нож и гладиус в инкрустированных драгоценными камнями ножнах. У ножен есть одно важное достоинство – они подходят вычурному дворянскому тряпью, которое мне пришлось надеть. Когда идете туда, где вам велят разоружиться, не стоит брать с собой оружие, которое вам не захочется потерять.

Через две минуты, выйдя на улицу, я прошу привратника:

– Подайте карету.

– Свободных карет уже час как нет, милорд, все уехали в замок. Я могу привести вам лошадь моего брата. Подождете десять минут?

Я срываюсь с места.

Казалось бы, у меня должна быть своя лошадь. Но опять-таки о ней тоже нужно заботиться или постоянно платить за это кому-то другому. Так или иначе, это ниточка, которая ведет ко мне. Опасность. Чтобы тайно содержать нескомпрометированные жилища, средства передвижения и оружие, нужны изощренный ум и постоянная бдительность.

Изощренности у меня хватает.

Мой старый учитель заметил бы, что я, не скрываясь, живу в одном и том же месте, и даже под своим идиотским именем. Так какой дополнительной опасности я бы подверг себя, если бы купил лошадь?

Никакой. Выходит, я даже собственные правила нарушаю непоследовательно. Ну и ладно.

Я сразу же пробегаю мимо ограбления.

В этом городе так близко к замку подобное обычно не происходит. Не то чтобы я часто выходил из дома, но мне почему-то кажется странным, что какие-то мерзавцы затеяли кого-то грабить.

У бедняков нет денег, чтобы переехать в новый город с первой волной переселенцев. Они приходят позже. Разве хоть один город обходится без бедняков? А пока их нет, здесь обитают мерзавцы классом повыше. Так что, наверное, ничего странного в происходящем нет. Просто трое мужчин донимают лавочника. Вымогают у него деньги? Но они одеты в одинаковые плащи и сапоги, отчего больше напоминают наемников, а не бандитов.

Впрочем, наемникам ведь тоже нужно чем-то питаться. Возможно, они приехали в город, рассчитывая найти работу, и остались не у дел.

Еще через пару кварталов я сворачиваю в тесный переулок между двух усадеб, где рассчитываю срезать путь, и вижу, как три женщины избивают мужчину.

Я вырос в Сенарии. Я видел, как буйно дерутся женщины – но эта троица сохраняет зловещее молчание. Лишь одна что-то произносит, и все сразу же замечают меня. Странно. Мужчины в схватке порой впадают в примитивное безмолвие, но с женщинами это случается очень редко. Да и бытовое рукоприкладство, вне зависимости от пола, никогда не проходит тихо.

Все эти странности буквально просят меня присмотреться к происходящему повнимательнее.

– Прошу, помогите! – восклицает мужчина, закрывая руками окровавленное лицо.

Но я смотрю не туда, а ниже. Он обут в точно такие же сапоги, какие я видел на наемниках минуту назад. И такие вижу на женщинах.

Та, что стоит дальше всех, поднимает пальцы ко рту, чтобы засвистеть.

Засада.

Для любой засады может быть лишь один ответ: нет.

Перед тем как капкан захлопывается, наступает напряженный миг, когда налетчики замирают и ждут, что их жертва сделает роковой шаг. Охотники уверены, что знают, как поведет себя жертва, уверены, что страх и неожиданность подавят ее рассудок, и она сама бросится в западню, которую для нее приготовили.

Нет.

Я устремляюсь вперед; благодаря таланту разгоняюсь всего за несколько шагов и одновременно запускаю руку в мой второй кошель, набитый стальной дробью.

Их глаза удивленно расширяются при виде того, что я атакую. Они пятятся, хватаются за