Царёв Пророк - Денис Нивакшонов

— Не по-нашему это. Не по-божьи.

В воздухе витало скрытое, но упорное сопротивление. Григорий чувствовал себя чужим, сеющим смуту своим непонятным знанием. Он был «немчином» в глазах этих людей, хоть и говорил на их языке.

Вечером, вернувшись в монастырь, измождённый и в пыли, он застал у своей кельи нежданного гостя. Царица Ирина. Она стояла, закутавшись в тёмный плащ, без свиты, и смотрела на закат. Её лицо было бледным и печальным.

— Государыня? — удивился Григорий.

— Брат Григорий, — она обернулась к нему. В её глазах стояли слёзы, но голос был твёрд. — Мне нужна твоя помощь. Не государственная. Женская.

Она вошла в келью, и Григорий, ошеломлённый, последовал за ней.

— Борис… — она начала и замолчала, с трудом подбирая слова. — Борис не спит ночами. Он ходит по палатам, как призрак. Говорит, что видит тени. Слышит шаги. Он уверен, что Шуйский или Романовы подсылают к нему убийц. Почти не ест, опасаясь яда. Он сломлен, Григорий. Не как царь — как человек.

Григорий молчал. Он знал, что паранойя Годунова — не просто черта характера, а пророчество, которое он сам же и озвучил. Своими словами о заговорах и убийствах семьи запустил в сознании Бориса механизм саморазрушения.

— Он не слушает меня, — продолжала Ирина. — Не слушает никого. Но тебя… твои слова о будущем… они стали для него болезнью. Или лекарством. Я не знаю. Но только ты можешь до него достучаться. Убеди его, что не всё потеряно. Что он может доверять хоть кому-то.

Григорий смотрел на эту сильную женщину, унижающуюся перед ним, простолюдином, бывшим врагом, ради любимого брата. Он понял, что их союз с Борисом — это не только политика. Это терапия. И он, Григорий, стал личным психоаналитиком царя-параноика.

— Я попробую, государыня, — тихо сказал он. — Но я не знаю, поможет ли это.

— Попробуй, — она встала. — И… спасибо за те снадобья. Они немного облегчили Фёдору последние дни. Я не забыла.

Она вышла, оставив Григория наедине с грузом новой, страшной ответственности.

На следующее утро на стройке случилось непоправимое. Один из рабочих, молодой парень, полез на недостроенные стены без страховки, сорвался и сломал ногу. Крики, суета, кровь. Подрядчик только развёл руками:

— Сам виноват, озорник.

Но Григорий видел истинную причину: спешка, нежелание следовать технике безопасности, которую он пытался внедрить, общая атмосфера небрежности. Проект, призванный спасать жизни в будущем, уже калечил людей в настоящем.

Вечером того же дня его вызвал Годунов. Царь сидел за столом, и его вид был пугающим. Глаза горели лихорадочным блеском, руки слегка тряслись. Перед ним лежала грамота.

— Читай, — бросил он Григорию, не глядя на собеседника.

Это было донесение из Путивля. Местный воевода докладывал о появлении странных слухов. Будто бы в соседней Польше объявился некий молодой человек, обучающийся в иезуитской школе. Имя его не называлось, но шёпотом говорили, что он — «истинный наследник», «чудом спасшийся».

Лжедмитрий. История делала свой первый, неумолимый ход.

— Ты был прав, — прошипел Годунов. Голос был хриплым от бессонницы. — Он есть. Тень. Призрак. Он уже здесь. — Борис встал и начал метаться по комнате. — И они ему поверят! Поверят, потому что я… потому что я узурпатор в их глазах! Потому что Дмитрий мёртв, Фёдор мёртв, а я… я жив! И они будут говорить, что это я всё подстроил!

— Государь, — попытался вмешаться Григорий.

— Молчи! — Годунов остановился перед ним, его лицо исказила гримаса. — Ты знаешь, что будет дальше. Ты видел это. Значит, ты знаешь, как они придут за мной. Ночью. Или подкупят повара. Или стрельца. Они уже здесь! В стенах! — он дико огляделся.

Это был классический приступ паранойи. Григорий понимал, что разумными доводами здесь не поможешь. Нужно было говорить на его языке.

— Государь, — сказал он твёрдо и громко. — Они придут. Да. Но только если мы позволим. Пока мы сильны — они только шепчутся по углам. Ты — царь. Законный царь, избранный Земским собором. У тебя есть армия. Казна. И… есть я. Я — твой страж. Я знаю все их ходы наперёд. Они не смогут сделать шаг, о котором мы не узнаем.

Годунов уставился на Григория, его дыхание было тяжёлым.

— Ты… страж? — он усмехнулся. — И чем ты сможешь помочь? Молитвами?

— Знанием, — не моргнув глазом, ответил Григорий. — Этот самозванец — всего лишь марионетка. Его кукловоды — бояре здесь, в Москве. И мы знаем их имена. Мы уже действуем. Грамоты Иова — это первый удар. Следующий будет жёстче.

Он подошёл к карте.

— Мы знаем, откуда он придёт. Мы знаем, кто его поддерживает в Польше. Мы можем опередить его. Направить туда своих людей. Не ждать, когда самозванец перейдёт границу, а встретить его там, в его же логове. Дискредитировать. Подкупить. Убить, если потребуется.

Григорий говорил о методах тайной войны, о диверсиях и контрразведке. О вещах, которые были немыслимы для честного боя, но единственно возможны в грядущей грязной борьбе.

Годунов слушал, и постепенно его дикий взгляд стал проясняться. В хаосе страха он услышал план. Чёткий, безжалостный, прагматичный план.

— Убить… — повторил он. — Да. Это… разумно. Лучше одного вора, чем тысячи воинов на поле боя.

— Именно, — кивнул Григорий. — А чтобы они не завели нового вора, нужно заняться теми, кто его плодит. Шуйским. Романовыми. Но не опалой. Нужно занять их делами. Важными, почётными и очень далёкими от Москвы.

Годунов медленно вернулся к своему креслу и опустился в него. Он смотрел на Григория с новым, странным выражением — смесью надежды и страха.

— Ты предлагаешь мне стать тенью. Убийцей.

— Я предлагаю тебе остаться царём, — поправил Григорий. — Царём, который защищает свою страну и свой трон всеми доступными средствами. Ты же сам говорил — хитрость временна, ум вечен. Сейчас время и хитрости, и ума.

Наступила тишина. Годунов закрыл глаза, его пальцы сжали подлокотники кресла.

— Хорошо, — наконец выдохнул он. — Делай. Я даю тебе полную свободу. Деньги. Людей. Но помни… — он открыл глаза, и в них снова вспыхнул огонёк. — Если ты ошибёшься… если это ловушка… я умру. Но перед этим я прикажу казнить тебя самым мучительным способом.

— Понимаю, государь, — Григорий поклонился. В его груди что-то ёкнуло. Он только что получил невероятную власть. И подписал себе смертный приговор в случае неудачи.

Выйдя из палат, он не пошёл в свою келью. Он направился к месту строительства амбара. Ночь была лунной, и недостроенные стены высились как гигантские рёбра какого-то доисторического зверя.

Григорий стоял и смотрел на них. Раньше он был учителем истории. А теперь становился инженером, придворным интриганом,