Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

никого из своих старших танов или советников, за исключением Адьулек, намереваясь таким образом подчеркнуть законность притязаний, проявить свою веру в богов Гондэ, а кроме того, выказать уверенность в собственной власти. Но это означало также, что тут не присутствует никто из уцелевших в долине Кири, чтобы поддержать ее обвинения против дяди Таквала.

Вольу вышел на середину круга. Подобно шаману, исполняющему повествовательный танец, он расхаживал вокруг костра и метался туда-сюда, излагая свою версию восстания.

Тэра прошептала что-то на ухо стоявшей рядом с ней юной стражнице-наро, и та растворилась в темноте. Когда внимание Тэры вернулось к происходящему на совете, Вольу уже вдохновенно вещал:

– …Поначалу она пыталась соблазнить меня, воспользоваться своей красотой с целью убедить пренебречь интересами нашего народа, обратив агонов в простое орудие в руках чужестранцев из Дара. Но я, памятуя о наставлениях своего благородного родителя и боясь богов, отверг ее приставания. Лишь тогда переключилась она на Таквала, неопытного юнца, очарованного ее экзотической внешностью…

– Сно-ова ложь! Как… как… ты м-можешь…

Тэра качалась на ногах, перед глазами у нее плыли темные пятна. Но собравшиеся вожди и таны кричали на нее, заставляя замолчать:

– Дай Вольу договорить!

– Сядь!

– Почему ты так боишься позволить ему рассказать свою историю?

Тэра умолкла, поняв, что упустила инициативу. Чем упорнее будет она сейчас возражать, тем больше людям покажется, будто ей и впрямь есть что скрывать.

«Пусть мерзавец врет покуда, – сказала она себе, горько улыбнувшись. – Правда выйдет наружу, как только придут Адьулек и остальные».

Но холодный росток тревоги уже проклюнулся в ее сердце и начал расти.

По мере того как Вольу продолжал свою историю, голос его становился все тверже, а движения все увереннее:

– …Вопреки дурным предчувствиям, я позволил им обоим покинуть Слиюса-Ки в сопровождении некоторых лучших моих воинов, в надежде, что со временем Таквал опомнится и разглядит то зло, что гнездится в сердце его молодой жены. Несколько лет потом снабжал я долину Кири припасами, предпринимая полные тягот путешествия через пустыню Луродия Танта…

Тэра не могла не удивиться той наглости, с которой он лгал, равно как и искусности замысла. Мешая три части правды с семью частями выдумки, Вольу создавал альтернативную реальность, такую же прихотливую, как арукуро токуа.

– …Наконец мне выпал шанс, которого я ждал так долго, подвернулся случай осуществить план, который я вынашивал многие годы, и изменить к лучшему судьбу нашего народа. Кудьу и его таны собирались близ Чаши Алуро, и теперь достаточно было одного смертоносного удара, чтобы дети Афир обрели свободу! Но вы как думаете, о вотан-ру-тааса и вотан-са-тааса, что произошло, когда я изложил свой замысел Таквалу и этой вот женщине из Дара? Она наотрез отказалась его осуществлять! Разве это не правда, принцесса Тэра?

– Правда, но… – проронила Тэра застигнутая врасплох таким вопросом.

– Ага! – Вольу возвысил голос. – А знаете, почему она была против? Потому что хотела напасть на Кудьу в Татене, чтобы уничтожить города-корабли. Да, вы верно все расслышали: эта женщина с самого начала планировала, что воины агонов будут проливать кровь и умирать ради интересов Дара. Она – принцесса Дара, а вовсе не наша са-тааса.

Тэра открыла было рот, чтобы ответить, но слова застряли у нее в горле. Она ведь и в самом деле отвергла план Вольу, потому что хотела вывести из строя города-корабли. Искусная ложь всегда строится вокруг зерна правды. Когда собрание обратило взоры на Тэру, лицо ее вспыхнуло от смущения и сознания вины.

Вольу указывал на нее, тыча пальцем, словно копьем:

– Это из-за тебя, из-за твоих настоятельных требований не нападать, пока Кудьу не вернется в Татен, погибли наши храбрые воины в долине Кири. Это ты предательница агонов! Ты – совсем даже не одна из нас!

Тэра отпрянула, как если бы обвиняющий перст Вольу действительно мог вонзиться в нее.

– Это не… Не прав… не правда! – Язык отказывался ей повиноваться и произносить те слова, какие она хотела. – Я пу-гаюсь… то есть я б-боюсь богов…

Вольу издевательски расхохотался:

– Только послушай себя! Да ты даже толком говорить на нашем языке не умеешь. Как, интересно, ты надеялась общаться с богами? Ты называешь себя агонянкой? Тогда позволь задать вопрос. Пока вы жили в долине Кири, разве не пыталась ты заставить наших воинов отречься от свободы пасти скот ради рабского копания в грязи с целью добывания пищи? Не старалась ли ты убедить агонских детей отринуть мудрость наших предков ради поклонения идолам в виде твоих слов-шрамов? Не учила ли отпрысков Таквала языку своей родины, чужеземной речи?

При каждом новом обвинении лица собравшихся танов и вождей становились все более суровыми.

Подвергшись столь яростной словесной атаке, Тэра только и могла, что отрицательно мотать головой. Чем сильнее чувствовала она гнев, обиду и отчаяние, тем в большей степени ускользало от нее владение языком степняков. Происходило именно то, чего она больше всего опасалась, и у нее не было сил это остановить.

– Ты намереваешься отвратить нас от голоса наших предков, от даров, которые с боем вырвали у богов Афир и Кикисаво, от обычаев и уклада, сделавших агонов великими. Твоя сущность дара никогда не позволит тебе понять нашей любви к свободе!

– Нет, это не так. Ты ска… скажаешь…

– Ты хочешь поработить нас, в точности как адмирал Крита пытался поработить льуку. Собираешься развратить нас чужеземным укладом своей родины и превратить в ваших невольников. Ты не агонянка, а дара! Женщина из Дара не в силах изменить свою природу, а потому никак не может быть нашей пэкьу!

Таны и вожди агонов смотрели, как претендентка на титул пэкьу сжимается под громогласными обвинениями Вольу, и лица их становились все более непреклонными.

Но даже еще больше, чем слова, их убеждал голос Вольу. Он вещал на наречии племени, обитающего на берегу моря Слез, с благородным выговором Первой семьи. Старейшие из присутствующих здесь танов и воинов еще со времен своей юности хранили смутные воспоминания о речах пэкьу Нобо Арагоза, и звучали они точь-в-точь так, как говорил сейчас Вольу. Сложно было представить более разительный контраст с чужеземным акцентом и неуместными интонациями Тэры.

Приступ яростной тоски пронзил Тэру, когда она услышала отголоски говора Таквала в выступлении его дяди. Однако усилием воли она заставила себя сосредоточиться на настоящем: сейчас не время предаваться ностальгии.

– Я агонянка! – решительно воскликнула Тэра. – Я рисковала всем ради этого народа…

– Если ты и в самом деле агонянка, – проговорил Вольу голосом вкрадчивым, словно извивающаяся степная змея, – то почему тогда не пьешь кьоффир, как это