Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

и нефритовых изваяний богов, которые изготавливали мастера-скульпторы в больших храмах, эти скромные дары были делом рук безыскусных крестьян и рыбаков и продавались на базарчиках возле святилища за пару медяков. Даже безродные и убогие могли, прибегнув к их помощи, поведать о своих надеждах и страхах королю Джидзу, любившему своих подданных и бывшему некогда таким же бедняком, как и они сами. Добрый правитель замолвит за них словечко перед далекими богами. Он, не в пример великим властителям Дара, никогда не бывает глух к чаяниям простого люда.

Женщина смотрела на паломников, на глиняные статуэтки, на журчащий фонтан и надеялась увидеть какой-нибудь знак свыше, получить наставление, уловить намек, куда ей следует идти.

«Он любил историю, любил рассказы о героях. Ты тоже герой, – обратилась она к Джидзу. – Ведомо ли тебе, где он сейчас? – Нет ответа. – Так где же он, где?»

Все было точно так же, как перед тем у храма Фитовэо, возле нависающей над ней громадной статуи бога с лицом, почти неразличимым в густом облаке курений. Повелитель Фитовэо был слеп, но мог видеть, и она ожидала встретить в нем лучшего проводника, чем большинство прочих богов. Но увы, ни Фитовэо, ни король Джидзу не дали ей никакой подсказки.

Она никогда не была особенно религиозной, и тишина во время молитв казалась ей гнетущей, удушающей. Так или иначе, в последнее время все ее мольбы, похоже, попадали в глухие уши. Боги как будто покинули Дара, бросив людей на произвол судьбы.

Женщина устало вслушивалась в гомон разговоров вокруг.

– Точу ножи! Паяю чайники и кастрюли! Умею все!

– Предскажу будущее! Расшифрую судьбу по логограммам вашего имени…

– Вы слыхали? Император одержал великую победу в битве возле острова Полумесяца. Льуку сдадутся со дня на день!

– Так быстро? А я-то надеялся, что война будет тянуться несколько лет… Почему? Да просто я вложил в дело три сотни серебряных монет, рассчитывая разбогатеть на подрядах на железную руду и сухожилия…

– Следуйте по тропе Руфидзо! В полдень монахи будут возле Восточных ворот, чтобы собирать подаяния. Приходите заранее, дабы первыми получить их благословение…

– Я же советовал тебе подождать, разве нет? Чего уж теперь говорить! Лучше смирись с потерями и вложи деньги в сорго. Говорят, на Руи и на Дасу голод. Бьюсь об заклад, что как только эти острова освободят, премьер-министр начнет большие закупки зерна…

Молодая женщина нахмурилась, но выговаривать болтунам не стала. Она достаточно часто покидала дом и видела мир, чтобы стать снисходительной к человеческим слабостям. Всегда найдутся те, кто будет наживаться на смерти и несчастье, и грехи корыстных торговцев еще не самые страшные. Подобно ей, эти люди не в силах изменить ход войны и могут только преследовать ту цель, которую считают достойной. Так же, как и она сама.

«По крайней мере, с Фиро вроде бы все в хорошо, и это немного утешает. Он знает, кто он такой. А вот знаю ли это я?»

Одинокий дикий гусь пролетел над головой, направляясь на юго-запад. Послышалось печальное гоготание, едва донесшееся до женщины, прежде чем птица исчезла.

Словно бы уловив что-то в воздухе, она повернулась в ту сторону, куда полетел гусь, и вышла из святилища.

Пока в море к северу от Большого острова бушевала война, а обитатели Руи и Дасу оказались ввергнуты в пучину новых бедствий, остальной Дара в основном жил так же, как и прежде. Купцы и чиновники закатывали пышные банкеты в «Великолепной вазе»; пиратские корабли, нагруженные загадочными товарами со складов клана Хуто, бороздили темные волны; в театрах и домах индиго ставились пьесы; сказители развлекали благодарных слушателей в чайных домах; монахи и монахини стучались в двери богачей, прося подаяния; ученые стремились расшифровать заветы древних мудрецов ано и тайны вселенной.

Справедливо это было или нет? Следовало ли считать признаком золотого века или же, напротив, свидетельством упадка то обстоятельство, что нация может по-прежнему жить в достатке и процветании, что, пока иные сыновья и дочери Дара погибают в сражениях у дальних берегов, остальные граждане преспокойно наслаждаются роскошью, говорят о любви, сочиняют стихи, придумывают хитроумные схемы и строят планы, как разбогатеть, играя свои роли в великом представлении, которое называется цивилизацией?

На этот вопрос не было ответа даже у мудрецов ано и богов.

Храм Спокойных и журчащих вод в горах Римы, восьмой месяц одиннадцатого года правления Сезона Бурь и правления Дерзновенной Свободы

За час до рассвета брат Тасэ-Теки встал вместе с остальными послушниками.

Дел было много. Послушникам полагалось подмести двор, стереть пыль с реликвий, статуй и инструментов, применявшихся во время молитвы, отполировать изваяние Руфидзо Исцелителя, натаскать воды из источника, наполнив бочки, и приготовить завтрак для старшей братии.

Сегодня Тасэ-Теки исполнял обязанности по кухне. В меню значились жареные «Овечьи хвосты». Пока другой послушник готовил соус из растений, срезанных в храмовом саду и выдержанных в настое из ферментированных бобов, Тасэ-Теки, закатав рукава рясы, месил и раскатывал тесто. Чтобы накормить сотни монахов и монахинь, теста требовалось много, и вскоре лицо и тело юноши покрылись тонкой пленкой пота. Работа приносила Тасэ-Теки удовольствие, успокаивала его.

Когда тесто было готово, два молодых монаха стали делать из него толстые колбаски, которые они нарезали на овальные ломтики и раскатывали в плоские лепешки, а затем окунали в емкость с семенами кунжута и хлопьями из сушеных обезьяньих ягод, стараясь равномерно обвалять их в смеси с обеих сторон.

На плите стояла наготове большая кастрюля с кипящим маслом. Монахи погружали туда выпечку бережно, как если бы отпускали в пруд белорыбицу. Вскоре золотисто-коричневые лепешки уже лениво плавали в масле в обрамлении аппетитных хрустящих плавничков. Большими палочками для еды Тасэ-Теки и его товарищ выуживали готовое угощение, теперь пышное и нежное, как те самые овечьи хвостики, в честь которых и было названо блюдо, и выкладывали его на полку для просушки.

Вся пища в храме готовилась без использования продуктов, подразумевающих убийство или пролитие крови. Кое-кто из старших монахов и монахинь даже исключал из рациона яйца – из опасения, что яйцо может оказаться оплодотворенным. Но следование заветам Руфидзо Исцелителя вовсе не означало, что еда должна быть пресной, – напротив, Тасэ-Теки полагал, что прежде ему нечасто приходилось вкушать столь аппетитные блюда.

Однако юношу радовал не столько вкус приготовляемой еды, сколько сама работа на кухне: это напоминало ему про «Великолепную вазу», и иногда он напевал песенку, которую выучил в бытность там помощником, гадая, чем сейчас занимаются Мати, Лодан и госпожа-хозяйка Васу.

И еще он постоянно думал о