"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

внезапно оказались некоторые высокопоставленные генералы Красной Армии, обвиняемые, по мнению несдержанных в фантазиях комментаторов, ни много ни мало, в подготовке военного переворота. А в чем еще можно обвинить бывших героев Гражданской войны?

Из Берлина корреспонденты сообщали, что правительство рейха формирует еще одну бригаду «добровольцев» для отправки на Пиренейский полуостров. В основном из числа кадровых военных, внезапно уволенных со службы. «Эпидемия отставок» буквально волной прокатилась по всем вооруженным силам Германии.

Матвеев внимательно вчитывался в строки газетных сообщений, почти без усилий, автоматически сортируя и анализируя крупицы информации. Крупицы тонут в мути пустопорожнего текста, будто жемчуг в навозной куче. А информация скрыта за наслоениями «мнений» и политических пристрастий тех, кто имеет хоть какое-то отношение к трансляции фактов из «внешнего» мира на типографские листы.

«Начиная от владельцев газеты и их „соратников по партии“ и заканчивая последним корректором – все норовят оставить свой след. Так, так, так… А это что?» – пробежав глазами попавшуюся вслед «ленте» коротких зарубежных новостей заметку из Испании, Степан уже было начал читать следующую – о неуклонно обостряющейся ситуации на чешско-австрийской границе, как вдруг… запоздалое понимание прочитанного остановило движение его взгляда по строчкам мелкого убористого шрифта.

«Как сообщают наши корреспонденты, которым удалось побывать в расположении войск республиканского правительства, слухи о гибели или смерти от полученных ран австрийской баронессы Катрин Альбедиль-Николовой оказались преувеличенными. Она проходит курс лечения после полученного легкого ранения, в одном из полевых госпиталей армии мадридского правительства. К сожалению, поговорить с самой баронессой корреспондентам не удалось, но начальник госпиталя заявил, что здоровье госпожи Альбедиль-Николовой вне всякого сомнения…» – и еще что-то об опасностях, подстерегающих тех «беспечных аристократок, мнящих себя непревзойденными журналистками», кто привык потакать своим желаниям и имел неосторожность слишком приблизиться к линии фронта ради нескольких строчек в газете.

Матвеев положил газету на стол, прикрыл глаза и посидел с полминуты неподвижно, будто собираясь с духом, потом резко выдохнул, взгляд его блеснул озорно и с вызовом. Нетерпеливый взмах руки, и вот уже парнишка-официант «на полусогнутых» спешит к столику сеньора иностранца.

– Водка есть? – радость, охватившая Степана, на мгновение заставила почувствовать себя русским ухарем-купцом, обмывающим в иноземном трактире то ли удачную сделку, то ли счастливое избавление от разбойников. Потому и взгляд его на все происходящее некоторое время преломлялся через призму такого, необычного, надо сказать, ощущения.

– Не держим-с! Можем предложить лучшие столовые вина, бренди. Есть ром… ямайский… – тут официант нагнулся и прошептал на ухо Матвееву. – Если господин очень желает, можем даже найти шотландский виски. Настоящий!

– Точно водки нет, малец? – в голосе Степана зазвучали угрожающие нотки.

– Нет… если только… Есть grappa, очень хорошая – rizervo prosecco…

– Ладно, тащи! Большую порцию!

Минутой позже на столе будто сама собой появилась высокая цилиндрическая рюмка, содержимое которой распространяло такой аромат, что Матвеев непроизвольно сглотнул слюну. Взяв рюмку в руку, он некоторое время вдыхал испарения, наполненные запахами жаркого лета, зелени лозы на горных склонах, тяжелых гроздьев винограда…

«Ну, за здоровье новорожденной! – мысленно произнес он и опрокинул одним махом без малого сто грамм крепкого душистого напитка. – Грех было не выпить, и ждать тоже грех – за такие новости нужно пить сразу, пока не перегорело».

Граппа на пустой – ну, не считать же чашку кофе едой? – желудок, практически сразу ударила в голову. Нет, не притупив восприятие, а скорее сгладив острые углы утренних мыслей, «царапавших» сознание.

С наслаждением закурив, он отхлебнул глоток остывающего кофе и с ненавистью посмотрел на нечто, сотворенное из яиц, зелени и прочей ерунды «гением итальянской школы кулинарии» – дежурным «кашеваром» этой заштатной гостиницы. Ужасно хотелось обычной «человеческой» еды…

«Эх, овсянки бы сейчас… – порридж, сэр! – и яишенку с беконом, трехглазую… или лучше четырех?» – улыбался своим мыслям Степан.

Видение исходящей паром настоящей еды для настоящих мужчин оказалось почти материальным. До такой степени материальным, что даже рот наполнился слюной, и Матвеев внезапно понял, насколько он проголодался за предыдущие дни. Дни, наполненные до отказа – встречами, тревогами и любовью…

С души свалился о-о-огромный булыжник.

3. Фиона Таммел. Турин, Королевство Италия, 8 января 1937 года

«Хорошо, что удалось уговорить Майкла уйти. Если бы он знал, как это невыносимо, когда ничего нельзя сделать и нужно только перетерпеть – день или два – и при этом рядом находится человек, страстно желающий, но неспособный помочь.

Будь проклята расплата за женскую природу!»

Фиона тяжело повернулась, выпростала из-под одеяла руки и положила себе под спину вторую подушку. Ноющая боль внизу живота немного успокоилась и уже почти не отвлекала от мыслей. Сунувшийся было в номер с предложением доставить завтрак коридорный пулей вылетел вон от окрика, которым вполне можно было заставить лошадь присесть на задние ноги.

«А нечего лезть туда, куда не просят! – злорадно подумала Фиона и, что характерно, не ощутила никаких угрызений совести, ушедшей по случаю болезни хозяйки в тень. – Пусть скажет спасибо, что ничем не запустила в ночной горшок, заменяющий ему голову!»

Конечно, она могла попробовать добраться до маленького кожаного несессера, лежавшего на дне чемодана, и достать коробку с болеутоляющими порошками, но сделать эти шесть шагов представлялось сейчас чем-то из разряда подвигов Геракла – таким же эпичным и непосильным для слабой женщины.

«Слабой? Черта с два! – чертыхнувшись, Фиона с удивлением отметила, что если раньше она себе даже и в мыслях не позволяла поминать всуе врага рода человеческого, то теперь вполне могла произнести это вслух. – Интересно, неужели я настолько изменилась за такое короткое время?»

Из своенравной провинциальной аристократки, «маленькой леди Фи», лишь слегка цивилизованной учебой в пансионе и нечастыми выходами «в свет» – а на этот счет Фиона не питала никаких иллюзий – постепенно формировался совершенно новый образ. Удивительный, притягательный, но чаще – непонятный. Самой себе непонятный.

Не замечая, Фиона училась «дышать в такт» с мужчиной, ставшим за какие-то полгода самым дорогим, родным, единственным… Училась понимать каждое движение глаз, губ. Читать морщинки на лбу и вокруг рта, что складывались у Майкла, когда он «уходил», отстранялся и от нее, и от окружающего мира. И появлялся человек «не от мира сего», и это ее беспокоило. Постепенно приходило осознание, что она – не самая плохая ученица.

Бросившись с головой по первому зову «милого Майкла» в новую жизнь, она порой оглядывалась и понимала, что в иных обстоятельствах, с другим человеком – пусть даже близким и любимым – ее жизнь не изменилась бы столь радикально.

Еще бы! Оставить родительский дом, уехать на другой конец