Код Гериона. Бессмертие без жизни - Людмила Брус

Никогда не верь в вечную дружбу ни между людьми, ни между планетами. При заглушенном эфире сесть вы, может, и сядете. Но поддержки с Марса у вас не будет никакой: мы попросту друг друга не услышим до самого вашего отлёта – если, конечно, кто-то вообще улетит. По-твоему, мы имеем право так рисковать?

– По крайней мере, мы могли бы выяснить…

– Сбором информации пусть занимаются роботы. По крайней мере, их глазами смотреть безопасно.

– Только вот именно этим в момент смерти Максим и занимался… – бросил я, только сейчас вспомнив, что за час до кончины Юрковского он и Майрон уходили сюда – о чём-то потолковать наедине. Словно почувствовав ход моих мыслей, Асано посмотрел мне прямо в глаза.

– Как я сказал, не стоит отчаиваться, Уинстон. Задание у тебя скоро появится. Прежде чем вернуться к обезвреживанию этих аппаратов на орбите, мы дистанционно захватим один и доставим сюда. Руководить операцией будешь ты – но отсюда.

Возразить было нечего. Загвоздка лишь в том, что наши космические аппараты, облетавшие Землю по дальней орбите, где сигнал не пропадал, не зафиксировали ни единого пуска. А первый марсианский зонд, к слову, был запущен аж в пятьдесят втором году. С трудом верится, что кто-то боится нас, марсиан, настолько, чтобы сразу после катастрофы выводить на орбиту оружие. Не говоря уже о том, что после глобального катаклизма даже у выживших капиталистов заботы совсем другие. Если я хоть что-то понимаю в людях, они перегрызутся меж собой за право принять нас в своем бункере и вытянуть как можно больше барышей для себя-любимых!

– И все-таки, что нужно, чтобы экспедиция «Архангелов» состоялась? – свои шансы мне хотелось представлять предельно чётко.

– Новые зонды-разведчики, первоклассные хакеры, способные взламывать чужую технику. И полноценная база на Луне, в качестве перевалочного пункта. Не говоря уже о том, что ресурсами эта белая глыба просто кишит. Но если разбрасываться «Фермионами» направо и налево, то и Луны нам не видать как своих ушей. Так что многое зависит и от тебя.

Промышленных баз на Луне было две – советская «Согдиана» и американская «Сольвейг», построенная корпорацией «Линдон Пауэр». До Блэкаута это были полноценные промышленные комплексы, откуда до Марсианской революции на нашу планету доставляли оборудование и минералы. Блокада Соединенных Штатов сделала такие поставки невозможными, поставив новорождённую республику на грань выживания. Кто же знал, что в одночасье мы поменяемся местами!

– В случае с хакерами… Вы ведь понимаете, что придётся разрешить для них установку мозговых имплантатов, чтобы они могли работать в полную силу? – поинтересовался я.

– Разумеется. Именно это я и буду обсуждать с Советом архонтов в пятницу. Но лично я полагаю, что хороший хакер и без них может справиться: тебе ведь не нужны чипы в голове, чтоб управлять «Кетцалем», – почти ласково сказал Асано. – Хочу, чтобы ты хорошенько уяснил, товарищ Уинтер. Я не был Максиму врагом, как не являюсь врагом и тебе, чтобы ты сейчас в своей оскорбленной гордости не думал. Я всего лишь не хочу неоправданных жертв и убитых горем родителей. И если бы пришлось затормозить «Фермион» за минуту до взлёта, я сделал бы это без колебаний.

– Я ни разу не слышал, чтобы вы протестовали против полёта раньше… Чтобы пытались убедить в своей правоте Максима, – признаться, я мало надеялся расколоть Асано на правду; скорее, во мне бушевало упрямое желание вывести Майрона из его вечного равновесия, которому он изменил лишь однажды – когда произошло несчастье с Юрковским.

– Ты много чего не слыхал. А мы бодались из-за этого раз сто! Cколько раз я спорил, пытался переубедить! Он был человеком умным, талантливым, порядочным, но эта земная авантюра подчинила его слишком сильно. Ронять его авторитет в чьих-либо глазах я не стал бы ни в коем случае – и потому мы спорили за закрытыми дверями. Понимаешь, Максим так мечтал прославиться…

– Он не прославиться мечтал, Майрон. А сделать лучше нашу жизнь, – заметил я.

– Это не плохо, мой друг, а всего лишь несвоевременно. К тому же, лучшую жизнь нужно делать здесь и сейчас, не ища её на чужбине. Когда русские это поняли и вернулись на коммунистический путь развития…

Тут я не выдержал и перебил его.

– У нас дефицит во всём: техника, пригодная для рассады почва, лекарства! Процент кислорода не поднимается уже три года, люди годами ждут очереди на рождение детей…

– Тебе не нужно ждать очереди. Уверен, Совет со мной согласится.

– Спасибо, но у меня маловато заслуг, – незаработанные почести были для меня хуже оплеухи. – Так что вы намерены делать со всеми нашими проблемами?

– Решать их, не отвлекаясь на утопические программы, – мягко проговорил Асано, распахнув руки, словно для объятия. Я не находил, что ему ответить.

– Прекрасные цветы, – пробормотал я, кивая на сокровище Асано – аккуратный кустик со стрельчатыми, серебряного цвета листьями.

– «Mare Infinitum», – с гордостью пробасил архонт, лаская растение взглядом.

– Зачем держите под стеклом? – полюбопытствовал я.

– Аромат специфический, Уинстон. Две минуты – и здравствуй, мигрень! Зато какой прекрасный свет даёт после заката! Хочешь полюбоваться – приходи через час. Я покачал головой, коротко попрощался и вышел.

Мне оставалось уповать на других архонтов, а лучше – отыскать факты, способные повлиять на их решение в нужную мне сторону. Убедить их, что без полёта на Землю никак нельзя и что мой экипаж готов к нештатным ситуациям любой сложности. Но аргумент у меня пока один: мы с Юрковским построили траекторию подлёта и посадки так, чтобы пролететь как можно меньше космических аппаратов, продолжающих кружить на околоземных орбитах.

Вместо Байконура, куда планировалось посадить «Фермион-1», мы выбрали космодром Мирный в Антарктиде; над южным континентом всегда пролетало меньше спутников, чем над остальными, да к тому же, часть из них со времени Блэкаута уже попадала в океан. В небе над Антарктидой относительно пусто, и этим грех не воспользоваться. А маленький юркий шаттл «Фермиона», рассчитанный на экипаж из четырёх человек, доберётся без подзарядок в любую точку земного шара.

Ясное дело, полной защиты это не гарантировало, ведь для того, чтобы стать мишенью, вовсе не обязательно приближаться к спутнику вплотную. Многие военные аппараты способны выпустить ракету и за тысячу километров от цели. Но радары «Фермиона-2» способны распознать даже сверхмалые ракеты на расстоянии ста километров, и этого достаточно, чтобы плазменным залпом ликвидировать их на подлёте: после трагедии с первым «Фермионом» второй корабль пришлось оснастить оружием, которое я успешно испытал, поразив цели на обоих спутниках Марса.

Мне было почти жутко выходить из городского управления не отважным разведчиком, не главой опасной миссии, призванным объединить две планеты и помочь населению Земли, ввергнутому во мрак нищеты и невежества, а просто еще одним марсолётчиком. Ощущение такое, словно в полной темноте меня вытолкнули в невесомость и задраили люк. Чтобы ослабить напряжение, я отправился на пробежку в Парк Основателей – густой, засаженный могучими деревьями, чьи кроны, переплетаясь, скрывали небо, тёмными лианами, ароматными кустами шиповника и мелких роз – совсем как на Земле. Вскоре мне стало казаться, что люди смотрят на меня с жалостью, как на зарёванного малыша. Теперь для всех я «парень, что не полетел».

Я заглянул на спортплощадку, куда приходил на вечернюю тренировку наш психолог Вэй Гуан. Несмотря на дурное известие, он и в этот раз не изменил своему распорядку, но выглядел постаревшим на добрый десяток лет. Он отложил в сторону свои разрисованные красками гири, и, поздоровавшись, мы уселись по-турецки в шелковистую траву. Я спросил, что он думает о случившемся.

– Если бы Асано так радел за наши жизни, то он бы не давал Юрковскому проходу, дёргал бы других архонтов: «Что ж вы, шельмы, делаете!», публиковал бы открытые письма, ушел бы в отставку, в конце концов. Что ни говори, а возможностей повлиять на решения начальства у него достаточно, – задумчиво проговорил психолог, сложив руки на груди. – Возможно, дело в чем-то ещё.

– Он должен понимать, как опасны такие резкие развороты…

– Не хочу тебя