Исходя из соображений - Александр Николаевич Чуманов

Другая экскурсия была подальше. За Железный Занавес. И новое счастье — Солнце! Свет!

Кстати, к невесомости курсантов приучили раньше. Еще во время земных тренировок. А кто приучиться не смог — того перевели на другие факультеты из-за профнепригодности.

Любопытно, что среди брачелов никогда никакой профнепригодности не бывало, хотя они были далеко не курсантского возраста и оказывались в длительной невесомости сразу, без всяких тренировок. Брачелы-новички, случалось, блевали по нескольку дней кряду, и внутренность коскора выглядела тогда ужасно, но рано или поздно морская болезнь проходила, силы возвращались, и бедняга принимался за уборку...

Когда Ираклий впервые в жизни увидел Солнце, то поначалу просто-напросто забыл обо всем. Как ударила в сердце волна гордости за человечество, укротившее такую стихию! Как ударила в голову мысль о ничтожности, гадкости и жалкости всех сомнений!

Но тут вспомнились отец на розовом облаке, Паршивцев, дающий спасительный совет, но главное — Всеслава... И кончилось наваждение. Стал Ираклий окончательно взрослым. То есть окончательно сформировались его убеждения, преодолев последний рубеж, на котором их еще можно было сменить...

График учебных занятий составлялся так, чтобы у курсантов оставалось как можно меньше свободного времени. Такой испытанный полувоенный режим. Максимально эффективный. Курсанты уже самостоятельно пилотировали учебные флагманы, а все не кончались тренировки, начавшиеся еще на первом курсе. Ну ладно — крутились на центрифугах, упражнялись в спортзалах и на беговых дорожках, а зачем наматывать бесконечные часы в сурдокамерах, словно это летные часы?

Впрочем, строгостей, полагающихся для сурдокамер, давно не было. Если поначалу в сурдокамеру категорически запрещалось брать какие бы то ни было вещи, кроме уставных, то позже стали разрешать все, что угодно. Если поначалу сидели сутками без света, еды и воды, то теперь можно было самому включать и выключать свет, питаться также, _как и на воле, читать прихваченные с собой учебники, в том числе и секретные, даже смотреть дни и ночи напролет визор. Оставалось разрешить прихватывать в сурдокамеру подружек, правда, тогда отбоя  не стало бы от желающих дополнительно потренировать психику...

Ираклий изолировался от мира вдвоем с учебником космического материаловедения. Эта наука давалась ему трудней прочих, она раздражала своей очевидной ненужностью для будущего вожкоскора. Но когда с курсантами советовались при составлении учебных программ! Раздражайся, не раздражайся, а изволь к определенному сроку обзавестись определенными знаниями и сумей их предъявить, а целесообразны они или нецелесообразны — есть кому решить без тебя.

Конечно, помнил Ираклий наказ отчима насчет того, чтобы интересоваться сверхположенным, и был с этим наказом вполне согласен, но откладывал его выполнение на потом, когда станет посвободней...

«Обшивка коскора изготавливается из специальной малоуглеродистой стали, легированной хромом и ванадием. Диаграмма такой стали изображена на фиг. №...» — монотонно зубрил Ираклий, уединившись в списанном и разукомплектованном коскоре на пять суток, он часами всматривался в ненавистную диаграмму и пытался воспроизводить ее на память.

И вот экзамен.

— Щит Целесообразности, или Железный Занавес, или сокращенно ЖЗ, состоит, конечно, не из железа, а из химически чистого синтетического металла — даздравия-478, при обычных условиях короткоживущего, а потому в природе не встречающегося.

ЖЗ представляет собой полую тонкостенную сферу, внутри которой, ради более целесообразного использования, заключен Генеральный Источник Энергии, сокращенно — ГИЭ, попросту — Солнце. Сфера имеет пятьдесят шлюзов для прохода эскадр на подзарядку.

ЖЗ был построен по проекту великого ученого, инженера и материаловеда Лившина, он имеет толщину в полмиллиметра. Даздравий стабилен благодаря жесткому излучению и мощному полю гравитации, имеет нулевую теплопроводность, то есть идеально сберегает энергию; его прочность на сжатие практически бесконечна, зато на изгиб — ничтожна. Но изгибающих напряжений нет, а потому тончайшая оболочка непробиваема даже для метеоритов...»

Ираклий пересказывал учебник почти дословно, и довольный преподаватель прервал его с видимым сожалением. Если бы он только знал, как ненавидит этот образцовый курсант космическое материаловедение, а заодно и материаловеда.

Кстати, майор насчет учебы советовал Ираклию следующее:

— Не стоит тебе так уж... Есть ведь двадцать девятая характерная особенность, ни в каких учебниках не отраженная... Знаешь, какая?

— Какая?

Майор красноречиво повертел пальцем у виска.

— Дурь, что ли?

— Наоборот.

— Ум?

— Именно. Не стоит его выпячивать. Как, впрочем, и дурь. Средний ум, среднее трудолюбие, средняя внешность — вот наши три кита.

Давно уж Ираклий не сомневался в отчиме, не усомнился в его правоте и сейчас, но физически не мог быть средним. Все его существо сопротивлялось. А существом его были, пожалуй, азарт и честолюбие.

На предпоследнем курсе, следуя вековечной курсантской традиции, Ираклий и Всеслава поженились. И сразу стали обладателями собственной жилой ячейки. Им бы пришлось стоять в очереди года три, но помог Паршивцев, который как раз только что освободил одну ячейку от брачелов. Собственно, брачелов разоблачили соседи и хотели сами воспользоваться освободившимся жильем, но Ираклий и Всеслава — раз — и вселились. А необходимые документы оформили уж потом. И в первом же разговоре с соседями сообщили, что оба они — курсанты, он — будущий вожкоскор, она — будущий инспектор энергоналогового ведомства, а в свободное время они увлекаются тем, что развивают чувство целесообразности при помощи одного надежного упражнения.

9

Стадо пасется на околосолнечной орбите. Брачелы получают свои микрорентгены и сантикюри, млеют от жары, а когда жарко, — это всякий знает, кто хоть раз в жизни испытал жару, — пошевелиться, ни думать о чем-то сложном не хочется и не можется.

«Закрой жалюзи номер один, три, пять, семь. Открой жалюзи номер два, четыре, шесть, восемь».

— Так бы и сказал — четные открой, нечетные закрой, — ворча и кряхтя, Хмырин нехотя расстается с прохладной струей воздуха, истекающей из хилого кондиционера, плывет в силовой отсек. На табло уже мелькают другие слова, но Хмырин не смотрит на табло, он давно заучил наизусть все инструкции. Раз началось «открой жалюзи —закрой жалюзи» — дальше ясно. Значит аккумуляторы, расположенные по правому борту, полностью зарядились, и надо заряжать те, что находятся по левому борту.

Едва все необходимые переключения произведены, коскор поворачивается вокруг продольной оси на сто восемьдесят градусов, подставляет энергопотоку левый бок. Полдня прошло, хоть на часы не гляди.

Но компьютер не дает покоя. Теперь память ограниченного людского контингента включается редко-редко, в ней, собственно, почту! не осталось такого, что Хмырин бы не знал, теперь компьютер работает в основном, как занудный начальник — сделай то, сделай это, и приходится делать...

«Смажь клеммы на нечетных аккумуляторах, проверь плотность электролита, где потребуется,