Африканский рубеж - Михаил Дорин

Тут же по курсу полёта начали возникать вечнозелёные леса. Вадик резко отклонил ручку на себя, делая небольшую «горку», чтобы перескочить высокие деревья.

После моей отключки, в первом полёте столь резвые манёвры мне совсем непривычны. Я перехватил управление и не дал Давыдову вновь начинать пикировать.

Тем более что нужную скорость мы ещё не набрали.

— В таких условиях и без большой необходимости так взлетать не стоит, — сказал я по внутренней связи.

— Саныч, мне нормально. Техника надёжная, выдержит.

Вадим попробовал отклонить ручку управления, но я её продолжал удерживать, чтобы вертолёт летел в горизонте.

— Понял, командир. Больше не буду.

— Управление передал, — произнёс я и убрал руки, когда Давыдов взял управление.

Некоторое время мы летели молча. Вадим немного присмирел. На первом этапе экскурсию мне проводил бортовой техник Константин Кузьмич. Уже довольно солидного возраста человек с добрыми серыми глазами, пышными усами и огромными ладонями. У меня сложилось впечатление, что он одной рукой может обхватывать защитный шлем и снимать его, как шапку.

Мы заняли высоту 1000 метров, чтобы я смог посмотреть как можно больше по ходу полёта. Скорость Вадим разогнал до 210 км/ч. Наверняка торопился в Лунги. Держа в руках карту, я старался определить направление дорог на крупные города в этом районе. Первое впечатление от увиденного, что под нами безграничный, первобытный мир.

Пока Вадим был как натянутая струна — весь в полёте и наблюдении за пространством, я спокойно слушал рассказ Кузьмича.

— Июль в Сьерра-Леоне — пик сезона дождей. Совсем не средняя полоса и не Афганистан, — спокойно рассказывал бортовой техник.

Леса Сьерра-Леоне и правда были похожи на изумрудное море, которое вздымалось зелёными волнами. И над этим зелёным морем кое-где парила лёгкая дымка — испарения после ливневых осадков. Воздух, даже в кабине, казался густым, тягучим и пропитанным запахами влажной земли и прелой листвы.

— Слева под 40, Саныч. Видишь ту зелёнку? Рядом с дорогой на… — нарушил молчание Вадим, указывая рукой на густой лес.

— Лунсар. Нашёл на карте, — произнёс я по внутренней связи.

— Да-да. Рай для ботаника, ад для пехоты. Боевики там как дома себя чувствуют, за полчаса могут целый отряд растворить. Но ПВО никакого. Так что можешь не переживать.

Я кивнул, продолжая всматриваться. Вертолёт слегка потряхивало в восходящих потоках тёплого, влажного воздуха, когда мы пролетали лесные просеки. Ощущение было странным.

— Ну как первое впечатление, командир? — спросил у меня Кузьмич, поправляя усы.

— Не покидает чувство, что нас держит на прицеле оператор ПЗРК.

Постепенно лес начал редеть. Внизу замелькали проплешины мангровых зарослей, змеились мутные, кофейного цвета речушки, впадающие во что-то гораздо большее. Появились крошечные деревушки, где круглые хижины с крышами жались друг к другу, словно испуганные цыплята.

— Поднимемся выше? — предложил Вадим, и я молча кивнул.

Давыдов продолжил набирать высоту, но скорость при этом не сбрасывал. На указателе как стояла стрелка на 215 км/ч, так и стояла.

Теперь на горизонте появилась голубая полоска океана. Это был залив Сьерра-Леоне — гигантский эстуарий, где река встречалась с Атлантическим океаном. Вода, мутная от речных наносов, простиралась на многие километры, сливаясь с серым, облачным небом. И тут же горы, которые окружали всю агломерацию Фритауна.

— Красота, да? Местные называют их «Львиные горы», отсюда и название страны. Вон там внизу паром ползёт, с машинами. Местные его «черепахой» зовут. Иногда доплывает до другого берега.

Я невольно улыбнулся его чёрному юмору.

На северном берегу показалась длинная серая стрела взлётно-посадочной полосы. Тот самый аэропорт Лунги.

— Лунги-старт, 777-й, подхожу на эшелоне 040, прошу посадку с ходу, — запросил в эфир Вадим на хорошем английском.

— 777-й, понял вас… — ответил диспетчер и принялся выдавать огромный перечень информации.

Вадим ещё не начинал плавно снижаться. А до аэродрома оставалось совсем немного.

— Саныч, готовы к заходу?

— Готов, а что такого?

— Мы ради безопасности, чтобы нас не сбили, заходим по афганской схеме. Сейчас покажу.

Мне самому стало интересно, как Вадик «мне нормально» собирается заходить.

— Пикируем! — громко сказал Давыдов, отклоняя ручку управления резко от себя.

Тангаж моментально стал больше 20°, а вертолёт начал пикировать. И не только пикировать. Вертолёт начал вести себя совсем ненормально.

Ми-8 задрожал. Ручка управления встала на упор влево, а сам вертолёт пошёл крениться вправо со снижением.

— Эм… не могу… не выводится, — громко сказал Вадик.

Глава 10

Есть пара слов в русском языке, которые бы охарактеризовали данные действия Вадика. С виду кажется, что он изображает из себя сейчас неопытного командира экипажа, который впервые попал в так называемую «валёжку». И совершенно не знает, как из неё выходить.

Но секунды тикали, а действий Давыдов никаких не предпринял. Вернее пробовал делать многое, но не то что надо. А вертолёт продолжал лететь к земле и валиться в правый крен.

— Вертолёт… вправо… нечем поддержать, — нервно произнёс Вадим, продолжая тянуть ручку.

Видимо, никто ему никогда «валёжку» и не показывал.

— Руки и ноги не убирай. Повторяй за мной, — громко сказал я, схватившись крепче за органы управления.

На указателе скорости уже 300 км/ч. Дальше тянуть с выводом нельзя. Ещё и высота подошла к отметке 700 метров.

— Энергично опускаем шаг вниз, — проговорил я, опустив рычаг шаг-газ.

Вертолёт пошёл быстрее к земле.

— И гасим скорость, — продолжил я комментировать свои действия, отклоняя ручку управления на себя.

Теперь она уже имеет запас хода. Ми-8 стал более управляемым.

Нос начал задираться, и тем самым скорость поступательная уменьшилась. Крен был уже 30–35°, когда я начал выравнивать вертолёт.

— Высота… вышли. Идём в горизонте, — доложил бортовой техник Кузьмич, когда вертолёт выровнялся.

Я постепенно снизил скорость, и начал рассматривать аэродром. Подлетая ближе, можно было разглядеть на краю лётного поля зарубежных «собратьев» наших вертолётов — два Еврокоптера и один Бо-105. Чуть дальше от них, неподалёку от очертаний жилого городка, стояли несколько «шмелей» Ми-24 и ещё два Ми-8. Чуть поодаль виднелся гражданский терминал и одинокий «Боинг» какой-то авиакомпании. Странное соседство войны и мира.

— Отошёл? — спросил я у Вадика, и тот молча кивнул.

Давыдов вновь взял управление и начал плавно снижаться, выполняя заход на посадку.

Колёса мягко коснулись бетонных плит специально отведённой для нас вертолётной площадки.

Когда зарулили на стоянку, приступили к выключению.

Гул двигателей начал стихать, сменяясь высоким, затихающим свистом и пощёлкиванием остывающего металла. Несколько секунд в кабине висела густая, звенящая тишина. Кузьмич, выключивший последние тумблеры, с шумом выдохнул.

— Ну вот, Саныч, прилетели, — сказал бортач Кузьмич, отключая тумблеры на приборной панели и шумно выдохнув.

В это время