Симпати Тауэр Токио - Риэ Кудан

сожалению, высшее руководство «Симпати Тауэр Токио» ее не одобрило. Оно отметило, что в отношении башни были замечены недостоверные и недопустимые выражения, такие как произнесение слова на букву «F» в адрес Homo Miserabilis, а также оскорбления в адрес обитателей башни, какими бы искренними они ни были. Прошу вас проявить понимание нашей с вами разницы в чувстве юмора. Высшее руководство очень обеспокоено имиджем башни и строго запретило публиковать статью в нынешнем виде. Возможно, это расходится с политикой новостного сайта, куда вы отправляете статью, но я еще раз пришлю список важных моментов и предложения по исправлениям. Пожалуйста, переработайте текст и отправьте готовый вариант мне. Кроме того, почему вы поместили в статью три мои фотографии? Я не думаю, что читателям интересны мои фотографии, поэтому прошу вас включить в статью как можно больше фотографий интерьера башни. При этом не забудьте размыть лицо Homo Miserabilis. Кроме того, вторая половина статьи, вероятно, будет посвящена интервью с Сарой Макиной, но, пожалуйста, не стоит открыто говорить о том, что мы с ней знакомы. Такуто Тодзё.

Оформи вышеизложенное как деловую переписку и переведи на английский]

Что, если в такой тайфунный день после освежающего утреннего душа выпить чашку кофе, а потом выложить в «Твиттер» фото этого пустынного сада в плохую погоду с подписью. Не тщательно вылизанную фотографию для СМИ, а самый обычный вид «Додзё-то» глазами одного из сотрудников. Публика все еще обсуждает «Додзё-то», как хвалит, так и ругает примерно в равных пропорциях, хотя, может быть, через полгода все изменится. А «Твиттер» – платформа для тех, кто жаждет высказаться, и какая волна реакции поднимется, если сотрудник что-то опубликует, то? Мне весело, что люди, молчавшие, когда «преступники» жили в «тюрьмах», теперь хотят высказаться, когда Homo Miserabilis живут в «Симпати Тауэр Токио». Я давно уже знаю, что мое чувство юмора весьма необычно, но теперь мне куда понятней механизм, который заставляет меня говорить, что мне «весело». Я не могу не смеяться, когда вижу, как в людях проявляются черты, которых нет у других живых существ. Хотя мы смотрим на одно и то же, но видим совсем разные вещи и думаем о разном, и наши полярные мнения скрещиваются, как мечи в битве. Вот женщину-архитектора в «Твиттере», например, называют «богиней, которая привнесла в Токио мир и красоту» или «сукой, которая внесла хаос и раздор».

– «Твиттер» изначально был предназначен для того, чтобы писать твиты, вести монолог в пустоту. Если это смутное воспоминание правда как событие из прошлой жизни. В те времена, когда он официально назывался «Твиттер». Теперь же в нем столько людей, которые громко и внушительно выражают правильные, осмысленные, привлекающие всеобщее внимание мнения, отличные от монолога в пустоту, а значит, время действительно течет, причем так быстро, что у меня уже появляются стариковские мысли. Если взрослый – тот, кто работает на полную ставку, а не подрабатывает, и цитирует ученых, вроде «все несчастье начинается со сравнения с другими», то тогда я взрослый. Голос, который давным-давно говорил мне: «Ты забудешь…» звучит по-страшному реально. Я хочу зайти в «Твиттер», чтобы почитать о тайфуне, но вижу эти слова, похожие на надписи, высеченные на древних артефактах, выкопанных из‑под земли, мне сразу делается тошно, и я закрываю приложение. В последнее время я немного вижу будущее. На минуту вперед, и все.

«Богатый, благополучный, перспективный и невероятно красивый юноша».

Мой взгляд останавливается на описании, данном мне самозваным третьеразрядным журналистом, и я прокручиваю его в мозге после волны кофеина. Перед глазами всплывает крупный белый американец, у которого слова «долбаный» и «гребаный» засели во рту, как зубной камень. Текстура мягкого жирка на лице и пронзительная голубизна его глаз, которые отзываются на разные эмоции, буквально выжжены в моем мозгу. Мне как-то неловко оттого, что я, пропущенный через призму его тела и взгляда, теперь навеки запечатлен в тексте.

«Ага», – осеняет меня, и я копирую слова самозваного расиста и вставляю их в текст под названием «Биография» в другом окне. «Когда я хорошо высыпаюсь, мне становится лучше… Особенно если я одет в купленную по сотруднической скидке одежду и держу осанку. Богатый, благополучный, перспективный и невероятно красивый юноша». И после этих слов я печатаю: «Вот как, оказывается, меня воспринимают». – И добавляю связку «например».

Хотя переведенные слова Макса Кляйна вставлены в слова Такуто Тодзё безо всякого контекста, связь выглядит органично, и я оставляю ее. Теперь на этом экране, от которого слепнут глаза, обо мне говорится больше. Но ведь каждый раз, когда я знакомлюсь с кем-то новым, я тоже говорю о себе больше, и это факт, и «Биографию» я пишу из-за наивного желания рассказать больше о женщине-архитекторе. Я до сих пор не знаю, хорошо это или плохо. Но я все еще хочу написать «биографию женщины-архитектора», пока кто-нибудь из тех, кто не ходил с ней по парку Синдзюку-Гёэн после закрытия, не напишет «Биографию богини» или «Биографию ведьмы» и не расскажет тем самым о Саре Макине больше. Эта спонтанная затея оказалась куда сложнее, чем я предполагал, и поиски слов, которые бы хорошо ее описывали, превратились в пытку, будто я стал узником старинной суровой тюрьмы.

«Сами слова, которые вы используете, – это слова, изначально созданные только для того, чтобы лгать от начала до конца».

Лгу ли и я? Мозгу, чтобы размышлять, нужны слова и понятия. Размышлять о словах при помощи слов – порочная практика, недостойная нормального человека. Если бы я мог остановить этот словесный поток в голове, то быстро бы успокоился, но поскольку мне не удается заглушить его даже на секунду, я меняю обстановку – выхожу из комнаты. Люди со стороны, которые завидуют жизни в башне, обычно говорят об арендной плате, но я, как один из реальных жителей, хочу заявить: главное преимущество – возможность в любой момент нажать кнопку, попрощаться с земным миром и сбросить все слова, оставшиеся там, внизу.

– Почему ты хочешь, чтобы на последнем этаже была библиотека? – как-то раз я спросил у женщины-архитектора. Она как раз подала проект и ждала результатов конкурса.

– Чтобы все Homo Miserabilis, которые вознеслись к небу, не забывали о земном языке, – сказала она мне. Однако в видеопрезентации для конкурса она говорила совсем другое: библиотека на верхнем этаже эффективно использует естественное освещение и позволяет наслаждаться чтением и учебой в расслабляющей обстановке, вдали от городского шума и суеты. – Что поделаешь. Крайне важно выдумывать слова, чтобы победить, – уверенно говорила она. Я несколько дней мучился, стоит ли мне написать об