Когда солнце взойдет на западе - Анна Кей

За первым кувшином последовал второй, после – третий… На следующее утро она проснулась в окружении пяти пустых кувшинов, с ужасной головной болью и такой сухостью во рту и глазах, словно спала лицом в песке, а не на циновке. Как ее не нашли и не отругали при всем Бюро, хотя она пропустила и завтрак, и утренние тренировки, Аямэ так и не поняла, но тогда впервые искренне поблагодарила богов за свое везение.

Самочувствие утром после сражения с микоси-нюдо очень напоминало тот день, и Аямэ болезненно застонала, чувствуя, что даже это причиняет ей неудобство. Проклиная ёкая и пытаясь понять, почему так болит голова, хотя ранили ногу, Аямэ с трудом села и приоткрыла глаза.

Она находилась в доме Такуми. Лежала на циновке, а в углу стоял кувшин с водой для умывания и лежала чистая ткань. На столике в центре комнаты ее ждала приготовленная еда, над пиалой с рисом все еще поднимался пар.

С трудом встав и едва не завалившись обратно, Аямэ прошла к кувшину и смочила в теплой воде ткань. Стереть с себя пыль и кровь хотелось больше всего. «Удивительно вежливый ёкай», – подумала Аямэ, когда пришло запоздалое осознание, что ее принесли в дом и уложили спать, не сняв с плеч даже хаори. Любой на месте Такуми наверняка бы воспользовался ситуацией – Рюити уж точно, – а вот дзинко, от природы считавшийся искусителем и соблазнителем, не позволил себе никаких вольностей.

Приведя себя в порядок, Аямэ похромала к столику. Нога отказывалась слушаться, а новая кожа неприятно натягивалась при каждом шаге, но это явно были лишь временные неудобства – чем больше она двигалась, тем легче становилось, и даже тупая приглушенная головная боль не особо беспокоила.

Аямэ почти закончила завтрак, когда сёдзи отворились и в дом вошел Такуми. Сняв обувь, он проследовал в комнату, вежливо поклонился и сразу спросил:

– Как вы себя чувствуете?

– Словно едва избежала смерти, – ответила Аямэ и поморщилась: голос звучал как скрип иссохшего дерева, а в голове вновь раздался глухой звон.

– Я приготовлю нам чай, – склонив голову, предложил Такуми, и Аямэ медленно и аккуратно поклонилась. Дзинко оказался вторым ёкаем, в компании которого она чувствовала себя спокойно и расслабленно. Узнай об этом Сайто – половина стариков свалилась бы замертво от переизбытка эмоций.

Эта мысль заставила Аямэ усмехнуться, что вызвало заинтересованный взгляд Такуми, но он не стал задавать вопросов. Поразительно нелюбопытный ёкай.

– У вас много духов, – произнесла Аямэ, когда каса-обакэ, покачиваясь из стороны в сторону на призрачных коротких ножках, что росли из деревянного каркаса, поставил на столик сладости к чаю. Стоило избавиться от груза, как зонтик поспешил скрыться из виду, уступив место стелющемуся по полу дзятаю. На поношенном поясе стояли тарелки с легкими закусками, которые проворно расставил рядом со сладостями бакэ-дзори[73], используя такие же призрачные руки, как были и у каса-обакэ.

– Люди не жалуют цукумогами[74], – погладив бакэ-дзори как кошку, ответил Такуми. – Они боятся духов и стараются избавиться от них как можно скорее, даже не предполагая, что эти малыши часто оберегают их дома. Поэтому я забираю их к себе. Так и они остаются в безопасности, и у меня есть компания.

Аямэ склонила голову набок, пытаясь вспомнить, видела ли когда-нибудь цукумогами в Бюро. В родном клане они точно не жили – привыкшие к роскоши Сайто старые вещи безжалостно сжигали и покупали взамен новые. И если когда-то они обосновывали подобные траты опасностью появления даже столь незначительных духов, то сейчас не искали оправданий, бессмысленно разбрасываясь деньгами из казны. Аямэ хорошо помнила, как мать однажды избавилась от добротного стола только потому, что на нем появилась царапина, которую матушка сама же и оставила, в гневе бросая посуду в служанок.

В Бюро… Кажется, она видела пару духов на конюшне, но не могла с уверенностью сказать, так ли это было на самом деле.

– Хоть я и пообещал себе и Тисато защищать эту деревню, в итоге не справился. И поэтому хотел бы поблагодарить вас за помощь. – Такуми поклонился, почти касаясь лбом пола, и Аямэ неловко отвела взгляд. Что делать с такой благодарностью, она не знала.

– Меня прислали сюда из Бюро оммёдо, – в итоге произнесла Аямэ, отпивая чай и старательно делая вид, что ее заслуги в произошедшем немного. Голова прояснялась с каждым мгновением, и поддерживать вежливую беседу становилось легче. – Я не выбирала, куда мне отправиться.

– Но вы здесь, Аямэ-сан, и вы защитили людей, хотя могли проигнорировать их нужду хотя бы потому, что по соседству живет ёкай. – Аямэ попыталась прервать его и объясниться, но Такуми не позволил. – Я не питаю ложных иллюзий, что оммёдзи стали добродушнее относиться к ёкаям, – обычно вы отказываетесь помогать людям, приютившим ёкая. Даже сейчас в вас ощущается настороженность, а вы провели под моей крышей две ночи.

– Но и вы насторожены по отношению ко мне, – подметила Аямэ. Она поставила пиалу на стол, расправила рукава хаори и села более ровно, даже мать не смогла бы найти недостатков в ее позе. – Еще пару лет назад я бы попыталась убить вас, едва завидев. Сейчас же… во мне осталась здравая осторожность. Верить на слово я не привыкла, да и кто вообще так поступает? На это способны либо безумцы, либо глупцы. Я верю своему брату по оружию и его супруге, даже если Генко мне не особо нравится. Я верю Карасу-тэнгу, и на то есть свои причины. Пожалуй, теперь я чуть больше верю и вам – мало кто рискнет спасать оммёдзи, скорее оставит умирать. Разве что вы преследуете собственные цели.

– Боюсь, целей у меня сейчас нет, и… Генко-сама замужем за оммёдзи? – Осознав сказанное, Такуми удивился столь сильно, что дернулся вперед, зацепив коленом столик, и чай из пиалы Аямэ выплеснулся наружу.

– Я не говорила? – Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, точно ли не упоминала об этом, когда Такуми спросил про кицунэ.

– Вы сказали, что она лишилась лапы, но ни слова о замужестве! Тем более с оммёдзи!

– Ну, я сказала об этом сейчас, разве нет? – Аямэ сдержала улыбку. Ей не нравился развернувшийся чуть раньше разговор – она никогда не любила подобные благодарности и объяснения, но кто бы мог подумать, что, стоит только упомянуть Генко, как все резко изменится? Этим следовало воспользоваться.

Такуми открыл рот, чтобы возразить, но в итоге только раздраженно фыркнул и вновь ровно сел за стол, плавным движением подозвал бакэ-дзори, и тот сразу заменил пиалу на новую и привел столик в прежний вид, убрав пролитый чай.

Пока Такуми обновлял Аямэ напиток, стояла тишина, а после он вновь заговорил:

– Ваш брат… хороший человек?

– Он сильнейший оммёдзи страны.

– Я спросил не об этом. – В голосе Такуми появилось раздражение, и Аямэ внутренне возликовала – у нее всегда была нездоровая страсть раздражать людей. Она и подумать не могла, что выводить из себя ёкаев ей тоже понравится.

– Он хороший, – после небольшой заминки, только бы еще немного позлить Такуми, ответила Аямэ. – На самом деле Йосинори – один из лучших людей, кого я знаю.

– Жаль, что хорошие люди быстро уходят.

– Будем надеяться, что кровь ёкаев, что течет в его теле, поможет ему прожить подольше.

То, с какой силой Такуми поставил пиалу на стол, подсказало, что своего Аямэ добилась – вновь задела его.

– Он полукровка. – В короткой фразе прозвучало больше утверждения, чем вопроса.

– Сын Кудзунохи, – кивнула Аямэ, сдерживая ухмылку. Напряженность от разговора ушла, сменившись раздражением Такуми, а этого она и добивалась. Характер лучше всего раскрывается не в покое, а в ссорах и сражениях, когда человек – или ёкай – прекращает сдерживаться. Задень за живое – и узнаешь правду.

Такуми кивнул, шумно выдыхая через нос, и на миг, почти незаметный, на его голове мелькнула тень лисьих ушей, но тут же пропала, а сам он вновь стал тихим и собранным. Аямэ спрятала улыбку за пиалой чая. Она действительно умела выводить людей из себя и, пожалуй, могла этим гордиться.

– До меня дошли слухи, что она погибла. Это так?

– К сожалению. Брат тяжело перенес утрату, пусть с матерью они и не были слишком близки.

Разговор