Отцовское знамя - Наиль Эдуардович Выборнов

– А назовусь, что поменяется? – ответил я на незаданный вопрос вопросом. – Я тебя спас, в конце концов.

– И то верно, – выдохнул он. – Играть он любил, очень много денег на страсть свою тратил, мать в могилу свел. А жить хотел, не хуже чем другие бояре, вот и занимал. А когда преставился батюшка, речь о наследстве зашла. А наследства-то и нет. Ушло за долги. А теперь и титула не будет, последний я в роду.

– Так ты не старый еще, – удивился я. – Или что, с женой не ладится, Красный телец детей не дает?

– С какой женой? – сквозь боль умудрился удивиться мужчина. – Кто в своем уме за меня дочь свою выдаст? У меня ведь ничего нет, ни поместья, ни дружины. Можно, конечно, дочку купца какого-нибудь в жены взять, у тех денег полно, а ради того, чтобы их внуки благородными считались, они много отдать готовы… Но я не настолько честь потерял.

– Не хочешь из-за денег жениться? – спросил я, осмотрел еще раз рану и решил, что сделал все, что мог.

– Не хочу на смердке жениться, – буркнул в ответ боярин Ян.

– А чего сам в дружину не пошел? – спросил я и принялся рыться в сумке в поисках того, что могло пригодиться для лечения перелома. – Тебя ведь десятником поставили бы, а то и сотником, и доля соответствующая была. Года за два-три заслужил бы свое имение.

К счастью у меня и окопник был, и очанка. Надо будет только с кормежкой что-нибудь придумать, как меня тогда Игнат выхаживал, печенью кормил заячьей… Может, отправить людей на вепря и крови свежей ему? Тоже ведь полезное дело. Еще яичной скорлупы бы потолочь, да с щавелем смешать… Только где я возьму в лесу яйца и щавель в середине весны?

– Не воин я, – с горечью ответил он. Похоже, что такая идея уже приходила ему в голову и была отброшена.

– А мне говорили, лучник ты знатный.

– Одно дело – стрелой зверя бить, птицу, или по мишени. Совсем другое – человека. Не могу я. Мутить начинает, – он посмотрел на меня секунду и спросил. – Вот тебе убивать когда-нибудь приходилось?

– Приходилось, – кивнул я.

Послала мне судьба бояр. Двое – отморозки, причем один конченый, которому не дружиной командовать впору, а ватагой разбойной. А этот – наоборот, не может на человека руку поднять. Но после моего ответа он, кажется, так и на нашелся, что сказать. Подумал секунду, а  потом спросил:

– Рука болит очень сильно, вы ее в лубки положили. Сломал мне волк кости, да? Я хоть лук натянуть когда-нибудь смогу?

– Сможешь, конечно, – пожал я плечами. – Через месяц у тебя кости срастутся, через два мясо нарастет, и стрелять сможешь не хуже, чем прежде…

Ладно, с приготовлениями было покончено, теперь следовало переходить к самой трудной и опасной части – вправлять кости так, чтобы они правильно срослись. Иначе ведь действительно, из лука он стрелять уже не сумеет.

– Выпей, – я протянул ему флакон с настойкой полыни. Средство это было опасное, но ничего другого, что могло также качественно обезболить у меня не было. А ведь ему придется кости вправлять сейчас.

– Что это? – с подозрением спросил Ян.

– Пей, – ответил я. – Если бы тебя убить хотел бы, то прямо сейчас ножом бы ткнул, и лекарства тратить не стал бы. И еще, нам тебя привязать придется на ночь, чтобы ты себе не навредил. Но, если правильно все пройдет, завтра тебе уже легче станет.

С обреченным видом боярин выпил настойку и через несколько мгновений глаза его остекленели: он провалился в страну грез. Ножом я срезал полоски ткани, которыми крепились лубки, отхватил рукав куртки по месту швов так, чтобы потом его можно было вернуть на место, повернулся к Петру и спросил:

– Кости вправлять когда-нибудь приходилось? Тогда помогай.

И вместе мы взялись за дело.

Закончили мы уже когда солнце встало. Ян крепко спал, связанный по рукам и ногам, и для надежности примотанный еще и к лежанке, чтобы он не мог себе навредить из-за видений, которые навевает полынная настойка. Я вышел во двор, отыскал какой-то чурбак, прикатил к избе и уселся, опершись спиной о стену, закрыл глаза.

Лучи солнца, пробивающиеся сквозь листву, щекотали лицо. Лесной воздух снова стал чистым и приятным, больше не воняло кровью, металлом и старым деревом. Хорошо было.

Теперь можно поесть и завалиться спать до самого вечера

Услышав чьи-то шаги, я открыл глаза. Это оказался Петр, он как раз отходил выплеснуть воду, которую мы использовали чтобы сделать примочки.

– Ну и что думаешь, пойдет он за нами? – спросил старый воин, который не стал таскать для себя чурбаков, а по-простецки уселся прямо на ступеньку, положил лохань на землю.

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Я его отца знал, – проговорил Петр. – Воин он был справный, но играть любил, это правда. Игра его и сгубила.

– Яну есть что терять? – спросил я.

– Не думаю, – пожал плечами старик. – Он сейчас уже на весь мир обижен, а как до моих лет доживет, ненавидеть людей станет. Его бывшие товарищи по играм в боярах ходят, дружины водят, а он кто? Ловчие ямы копает, да силки ставит.

– Вот и мне кажется, что долго он не выдержит. А нам мастер-лучник пригодился бы. Может научить чему сумел бы. Да и следопыт он тоже хороший наверняка.

– Когда думаешь рассказать ему?

– Не знаю, надо же так рассказать, чтобы он не подумал, что я сумасшедший. А самое главное – возможности новые ему показать. Что наша затея опасная, но, если выгорит, те, кто с нами, разом на вершине окажутся. Будут и поместья тогда, и дружины.

– С Лукой Филипповичем просто получилось, – заметил Петр.

– Лука Филиппович сам против наместников пошел. А этот – не поймешь, то ли смирился, то ли нет, – я широко зевнул. – Ладно. Спать уже хочется. Еда вроде со вчера оставалась еще? Разогрей, я пока что посмотрю, как там он. А потом поедим и спать.

Так и поступили.

Проснулся я раньше, чем пришел в себя раненый. Чувствовал себя разбитым после бессонной ночи, да и голова, конечно, болела, но все равно, решил встать. Проверил, как там Ян, удостоверился, что жилка на шее у него бьется, посмотрел раны. В том, что они нагноятся, я не сомневался, уж слишком много там раздробленных тканей, а чтобы вычистить их правильно у меня не хватало умений.

Подсыпав