Стражница Сумеречного перевала - Кира Стрельникова

Неширокая дорога привела в деревню уже в сумерках, и после некоторого колебания Ольгер все же решил остановиться здесь, а не ехать, как обычно, дотемна и спать под деревьями. Постоялый двор нашелся прямо в центре, с новой вывеской и приветливо светившимися окнами. Советник ненадолго вынырнул из своей сумеречной задумчивости, заказал комнату и ужин. Выяснилось, что при доме есть банька, и Ольгер с удовольствием смыл с себя пыль и грязь. Взбодрившись душистым паром, он с аппетитом съел мясное рагу с травами, запил домашним квасом, после чего уснул до утра крепким сном, уверившись, что его путешествие закончится хорошо.

Позавтракав и взяв с собой припасов в дорогу, на следующее утро советник покинул постоялый двор, поймав себя на том, что его неудержимо тянет улыбаться. Даже погода радовала – ярко светило солнце, в воздухе пахло лесной свежестью. Ольгер почти доехал до конца деревни, когда перед ним вдруг возникла фигура в странном балахоне, увешанном пучками перьев, трав, фигурками и прочим. Опирался странный тип на узловатый посох с вырезанными на нем рунами, и взгляд у него был тяжелым, пристальным и пронзительным.

– Дурное дело ты задумал, – глухо произнес… шаман, наверное? – Возвращайся и живи дальше с благословения богов.

Смерив неожиданное препятствие упрямым взглядом, Ольгер прищурился в ответ.

– Не дурное, – мотнул он головой, – Вилена рано ушла, она не должна была умереть!

– Не тебе решать, кому жить, а кому умирать, – тем же глухим голосом заявил шаман и даже посохом пристукнул. – Возвращайся, говорю тебе. Не вернется она, другая у тебя судьба, советник.

Мужчина вздрогнул – он ведь не говорил, кто такой, откуда это шаман узнал?! – но, не собираясь подчиняться, буркнул:

– Отойди с дороги. Мне ехать надо.

Несколько томительных мгновений шаман стоял, все так же глядя на Ольгера, потом покачал головой и отступил, давая тому проехать.

Тихих слов, сказанных ему вслед, путник уже не услышал:

– И ее не вернешь, и сам не вернешься. А ведь другая судьба тебя ждала, советник…

Шаман вздохнул, развернулся и скрылся между домами, отправившись в свою хижину. А Ольгер поехал дальше, стиснув поводья и глядя прямо перед собой.

И никакие шаманы ему не указ!

Ула еще по приезде ощутила, что слишком много и часто в последнее время пользовалась силой, а это плохой знак… Там, около перевала, рядом было священное озеро, здесь же ничего. Но она надеялась, что приступа не случится, – с последнего прошло немного времени, вдруг повезет? Эргед отключился, едва растянулся на тюфяке, и Ула понимала, что воин тоже вымотался за последние дни, очень уж насыщенное во всех смыслах путешествие выдалось. Осмотрев его рану и отметив, что края не воспалены, дурного запаха нет, а ткани постепенно затягиваются, она наложила повязку со свежей мазью, стараясь не обращать внимания на мурашки по коже – первый предвестник надвигающегося приступа.

Накрыв Эргеда одеялом, скроенным из овчины, Ула скинула одежду, достала из аптечки несколько пузырьков, мысленно поморщившись: отвар был бы лучше, но некогда возиться. Смешав в чашке по пять капель из каждого, развела водой и залпом выпила, после чего забралась под свое одеяло. Свернувшись клубочком, закрыла глаза, мгновенно проваливаясь в жаркую темноту. А там поджидали демоны… Скалящиеся, хохочущие рожи, холодные щупальца серого тумана, сжимающие в скользких объятиях; какие-то пылающие багровым пламенем непонятные знаки, горящая земля и – окровавленное тело Эргеда.

– Нет! – пронзительно вскрикнула Ула, слепо рванувшись в темноту, кожа горела, будто под нее насыпали углей.

Однако все заволокло плотным туманом, забивавшимся в нос и уши. Дышалось с трудом, стражница вдруг потеряла опору под ногами и куда-то полетела, размахивая руками и пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться…

Гончий резко проснулся среди ночи, по ощущениям проспав всего пару часов. Внутри метался и беспокойно ворчал дух-ищейка, а на соседнем тюфяке тихо и жалобно стонала Ула, разметавшись по набитому сеном матрасу. Одеяло лежало в стороне, на стражнице оставалась только льняная рубаха, едва прикрывавшая бедра, но Эргеду было не до ее прелестей, потому что на коже Улы зловещими огненными знаками горели странные руны, тревожно мерцая в темноте комнатки.

Волк внутри предупреждающе зарычал, и Эргед тревожно застыл: нет, не может этого быть! Только не стражница… Додумать не успел: дверь распахнулась, и на пороге появилась темная фигура шамана.

– Держи ее, защитник, – произнес он тихо, но таким голосом, что Эргеда пробрало до самых костей. – Позови, не дай уйти.

На одно страшное мгновение его накрыли воспоминания прошлого, однако ищейка внутри рванулась. Эргед еле удержал духа в узде. Только стремилась она не убивать, осознал с изумлением, а рвалась защитить.

Ула выгнулась, рубаха задралась почти неприлично, и девушка хрипло, надсадно застонала, царапая тюфяк.

– Нет… Не надо… – бессвязно бормотала она. – Только не он… Не он!

Прежде чем осознал, что делает, Эргед шагнул к стражнице, опустился рядом и бережно обнял, чувствуя себя как никогда беспомощным. Что он может сделать?! Как удержать? Он не защитник, он всю жизнь за сумеречными духами гонялся и охотился! Гончий поднял голову и с отчаянием посмотрел на застывшего в дверях шамана.

– Что делать-то? – вырвалось у него почти так же хрипло.

В полумраке блеснули глаза Рароха, и снова раздался его тихий голос:

– Позови ее. Не отпускай.

Эргед опустил голову, вгляделся в бледное, покрытое испариной и багровыми знаками лицо, приоткрытые губы, из которых вырывалось частое рваное дыхание. Он ощущал, как напряжено тело, как оно дрожит. Ищейка внутри вдруг потянулась к девушке, снова низко, утробно заворчав, но без угрожающих ноток, наоборот, мягко, успокаивающе, словно и правда звала. А Ула дернулась, невнятно всхлипнула и неожиданно крепко вцепилась в его плечи, больно вдавив ногти в кожу. Эргед не мешал волку, только аккуратно убрал влажные седые пряди с лица Улы. Ее невидящие глаза слепо уставились в потолок, дрожь стала сильнее, а дух продолжал ворчать, словно уговаривал. Символы на коже тревожно мерцали, воздух сгустился – казалось, его можно резать кусками, как овечий сыр…

И вдруг в одно мгновение тело на руках Эргеда окуталось полупрозрачным светящимся туманом, и в его объятиях оказалась крупная и весьма тяжелая туша. Густая мягкая шерсть волчицы светилась, серебристые глаза с вертикальными зрачками смотрели внимательно и немного настороженно, но определенно осмысленно. Гончий, не ожидавший такого поворота, неприлично вытаращился на зверя, волчица же, негромко фыркнув, вывернулась из его рук, встряхнулась и посмотрела на шамана.

Тот шагнул в комнату, и будто светлее стало, и в печке взметнулись оранжевые язычки пламени