Долина Зерпентштайн - Саша Левашов

class="p1">– Да, вы правы, юный граф. Этим решением я обрекла династию Бергхофов. Я лелеяла надежду, что Одди, как это умеют гномы, проживёт куда дольше меня, найдёт себе вторую жену, уже из своего народа, и продолжит род… Но и тогда я понимала, что отдаю на милость коварной Луне будущее династии и всё графство Зерпентштайн. – Далёкие раскаты грома за окнами словно предвещали трагедию. – И сейчас я не жалею о принятом решении. Хотя уже триста лет как династия Бергхофов канула в небытие… из-за меня, из-за этого брака. И я тому свидетель.

– Но вы пошли-с на это… из-за любви к Оддбьоргу, да? – спросил Бернар, придвинувшись поближе.

Графиня посмотрела на него как на старого друга – с теплом и благодарностью. Удивительно, но жуткий призрак больше не казался таким страшным.

– Верно. Я влюбилась в него, увидев его работы – там, в Магне. Отец часто меня брал с собой в город. Мы продавали камень, что здесь добывался, – змеевик. На нём разбогатело графство. И отец пытался меня сосватать к дворянину побогаче… а моё сердце выбрало скульптора. Я увидела эту красоту, тончайшие травинки, брызги волн, рыбацкие сети… Вы представляете, он умеет вырезать из камня сеть! Он может обвить ею фигуру! Ах, как я могла устоять! Одди больше всего любил работать со змеевиком. Там, в мастерской, мы и познакомились…

– Моя мать тоже влюбилась в мастера из другого народа, – заметил Бернар. – Он был стекло… стеклоделом?

– Стеклодувом, – подсказал Ганс.

– Да, она восхищалась его работой. И не только работой! Но мой дед, он барон. И он не принял моего отца, высмеял любовь моей матери на пиру. Они поссорились, и барон выгнал её из… из дома? Из династии.

– Разве такое возможно? Лишить фамилии? Какая жестокость! – изумилась Клотильда.

– У нас – обычное дело. Но мама жалела об этом никогда. Она сразу же вышла замуж за папу, и они обрели счастье.

– Поверь, она пожертвовала очень многим ради твоего отца, – тихо и вкрадчиво сказала Клотильда. Казалось, даже её змеи смотрели на Бернара с сочувствием. – Мне же удалось получить благословение на брак и сохранить титул.

– Удивительно, что ваш батюшка пошёл на это, – заметил Ганс, слушавший их разговор заворожённо.

– О, это отдельная история! – печально рассмеялась она. – Конечно, он был против. Скульптор? Гном? Что за вздор! Но я готова была свернуть эти горы, сбросить замок в реку и сжечь лес дотла ради каждого дня, проведённого с моим Одди! И я придумала хитрость. Отец более всех почитал Акмэ, и я знала, что моя история ей приглянётся.

Горько вздохнув и на мгновение задумавшись, Клотильда продолжила свой рассказ:

– В соответствии с обрядом я составила концессию: я обещала Акмэ, что заключу брак с Одди перед её ликом, что никогда не оставлю его, что рискну моим наследием ради простой людской любви… и что обреку себя на вечные муки, если отступлюсь. Взамен я попросила Акмэ послать моему отцу знак, что этот брак послан ею как испытание верности. Ведь для акмэра нет ничего важнее неистового чувства, даже если это любовь его дочери к гному. Не знаю, что это был за знак, однако отец вскоре дал благословение… А я, наивная, навлекла на всех нас гибельнейшую беду.

– Простите-с, но я не верю, что боги могли вас проклясть за такое, – покачал головой Бернар, у которого уже чуть ли не слёзы стояли в глазах. – Вы следовали зову сердца и не желали никому зла. Разве вы повинны в том, что полукровки неурожайны?

– Нет конечно. Но я повинна во многом другом. Я разгневала Пертиссимуса. – Клотильда указала на статую с учёным монахом, отражавшую бога познаний и справедливости. – И когда наконец мой сын родился… Пертиссимус его проклял. Потому Хаймунд и…

– Любопытно. – Ганс бесстрастно продолжал записывать конспект, будто графиня рассказывала ему миф, а не историю своей жизни. – Конечно, грюнхауты от такой связи не родятся. Обычно родятся от орчеложества. Так что внешний облик вашего сына – веское основание подозревать именно маледиктус. Но позвольте уточнить, чем вы могли разгневать Летописца? Вы перепутали местами все книги в местном архиве?

– Я… – Клотильда замялась, – взяла кое-что с алтаря Пертиссимуса. И не успела вернуть!

– Кража святыни, приведшая к нарушению свадебной клятвы… Всё ясно. Маледиктус ретрибутивус плуралис, активус эт инактивус, – молвил Ганс, чьи записи уже превращались в сложные схемы.

Бернар уставился на него, округлив глаза и напрягшись. Колдун плёл чары прямо посреди разговора! Но то был лишь диагноз, который эрудит для всех пояснил:

– Проклятие возмездия множественное, деятельное и бездейственное.

Спохватившись, он добавил:

– Вы ведь не против, если я буду вести записи?

– Вы уже опоздали с этим вопросом, граф. – Клотильда пожала узкими изящными плечами, садясь обратно в своё кресло.

– Благодарю. И что же случилось, когда родился Хаймунд?

– О, это стало большим потрясением! Мы с Одди испугались. Я плакала день и ночь, но так и не смогла… Не смогла… – Графиня нервно вздохнула, силясь сохранить самообладание. Её трясло. – Отец твердил, что есть лишь один путь. Он боялся за меня. Узнав, что я родила орочье исчадие, чернь устроила бы самосуд…

– Самосуд?! – поразился Бернар. – Какое преступление вы совершили?

– Орчеложество тогда каралось изгнанием или даже смертью, – пояснил Ганс. – А иного объяснения они представить не могли.

– О боги… – ужаснулся следопыт. – Вы разве не могли отдать его кому-нибудь?

– Отдать! – горько усмехнулась хозяйка долины. – Милый мой, кто же возьмёт грюнхаута?

– В Гномью эпоху, – продолжал Ганс, – люди убивали зеленокожих при первой же встрече.

– Если сейчас всё по-другому, – вздохнула Клотильда, – то это счастье, какого мы были лишены. Я не знала, что делать, но и… убийство ребёнка? Нет! Это преступление! Грех! Это написано в Законе Божьем десницей самого Орднунга. Я была в полном отчаянии… Но Одди! В конце концов Одди поддался давлению отца. И он… Вы уже знаете, что он сделал. Ночью, никому не сказав… Вместе с сыном тогда… Простите. – Графиня закрыла обезображенное лицо ладонями и тихо всхлипнула. – Вместе с сыном тогда умерла и я.

Бернар протянул ей свой шёлковый носовой платок, но осёкся. Как призраку им воспользоваться на Той стороне? Как помочь бесплотному духу?

– Но это был лишь первый удар, – продолжала Клотильда, возвращая себе самообладание и голос. – На следующее утро он ушёл из моего дома, даже не поговорив. Покинул наше родовое поместье! Предал меня и наших подданных! Растоптал мои эдельвейсы!.. Я оказалась совсем одна – без сына и без мужа… Наедине со своим горем.

– Клотильда! – в сердцах воскликнул следопыт. – Позвольте-с выразить вам свои самые искренние соболезнования.