Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

сложным, хрупким и смертоносным – как человеческое сердце. Суда эти обладали способностью трансформироваться, сцепляться друг с другом, образуя летающие крепости, которые смогут сдержать напор льуку и сохранить красоту Дара.

Но дело было не только в машинах: глаза у Темурури защипало при виде управлявших ими людей. Столь многие из ее товарищей, старых и новых, решили сражаться не потому, что искали славы: просто для них невыносимо было оставаться в стороне и не внести свою лепту в общее дело.

Во время битвы в заливе Затин она командовала имперским воздушным кораблем «Сила Близнецов». Темурури и ее команда сражались храбро, сбив немало гаринафинов. А когда в результате предательства Ноды Ми их корабль превратился в пылающие обломки, Темурури до самого конца оставалась на посту, отказавшись покинуть судно после того, как приказала экипажу сделать это.

Горящий остов врезался в город-корабль льуку, и ей каким-то чудом удалось не разбиться. Темурури спасли, хотя левую руку, обгоревшую и покалеченную, пришлось ампутировать.

Она сожалела только о том, что не сумела принести больше пользы.

– Прожекторы! – выкрикнула Темурури. – Всем занять боевые посты! Приготовиться к маневру уклонения!

Теперь они находились почти над флотом противника, и таиться дальше не имело смысла.

Из переговорных труб доносились отрывистые приказы, сигнальные колокола и трещотки добавляли шума. Команды разбегались по балкам и переходам. Ожили шелкокрапинные факелы, их сфокусированный зеркалами свет острыми лучами пронизывал ненастную тьму. У бойниц, пригнувшись, стояли лучники, готовые к бою. Расчеты арбалетов заняли места у станин, готовые налечь на лебедку и натянуть тугую тетиву.

Яркие лучи нашли цель и сомкнулись на поблескивающих волнистых силуэтах кораблей мятежного императора, чужеродная красота которых очень гармонировала с бушующей вокруг бурей.

Смятение, с самого начала охватившее сердце Темурури, до сих пор не развеялось.

За время своего регентства Джиа успела обидеть многих из тех, кто служил в вооруженных силах Дара. Жалованье не увеличивали, а порой и урезали; введение института наблюдателей, ясно свидетельствующее о недоверии императрицы к кадровым военным, вызывало всеобщее негодование. Поняв, что сражений против льуку не предвидится, ветераны, по крайней мере те из них, кто служил не только ради денег, в массовом порядке подавали в отставку.

Темурури осталась в армии из чувства долга. Она была уверена, что льуку нападут снова, и ей ненавистна была мысль, что молодые солдаты пойдут в бой против этих кровожадных волков с севера, не опираясь на опыт ветеранов, купленный ценой крови и увечий. Темурури не сдавалась, из года в год она обучала экипажи, навещая детей и мужа только во время праздников и отпусков.

Когда Фиро заставил наконец Джиа вступить в войну, сердце Темурури возликовало. Многие воздухоплаватели из числа тех, кого она обучала, пошли к нему добровольцами. Молодой император в очень многих отношениях был точной копией своего покойного отца. Понимающий, харизматичный правитель, он посвятил свою жизнь борьбе с льуку и освобождению островов Руи и Дасу. Почти лишенный материальных и человеческих ресурсов, он все-таки сумел сколотить армию вторжения, одержавшую невероятную победу близ острова Полумесяца.

Ах, как же сокрушалась потом Темурури: она не просто скорбела по всем не вернувшимся домой воздухоплавателям, по всем отважным патриотам, чьи тела никогда не обретут последний приют в своих родных деревнях. Мечта молодого императора, бывшая также и ее мечтой, оказалась разбита вдребезги, когда до конечной цели уже оставалось рукой подать. И сделал это не враг, но сама императрица-регент.

– Но они не… не атакуют, – пролепетала, запинаясь, военный наблюдатель. – А просто… просто летят.

Да, это была правда. И как они летели! Темурури завороженно наблюдала за тем, как лучи прожекторов силились не выпустить из перекрестья стремительно перемещающиеся вражеские корабли. Их чешуйчатые корпуса казались сделанными из жидкого металла, неизвестного в подлунном мире. Суда эти не столько летели, сколько текли. В один миг корабли мятежников представляли собой неровные сферы, нависающие над имперским флотом, подобно съежившимся лунам, а уже в следующий превращались в длинных змей, уносящихся прочь, словно скакуны мифического племени бессмертных. Темурури не могла различить ни одной конструкции, напоминавшей гондолы, казематы с бойницами или оружейные площадки. Она не видела ничего похожего на весла, паруса, лопасти, струи пламени или потоки газа. Эти суда не использовали ни один из известных ей принципов инженерного устройства.

Первое ее впечатление подтвердилось. То были крубены из другого мира, собравшиеся перед стайкой пучеглазых морских окуней. Темурури радовалась возможности узреть столь невероятные машины, но одновременно и огорчалась, поскольку это произошло при столь печальных обстоятельствах.

«Что же мне предпринять?»

При всем настойчиво выказываемом императрицей Джиа недоверии к боевым офицерам, Темурури искренне восхищалась ею. Джиа была весьма толковой правительницей, сумевшей восстановить экономику Дара после испытаний в войне с льуку. Она бережно относилась к наследию императора Рагина. Ее настойчивое стремление к миру, вызывавшее много критики и насмешек, находило понимание у Темурури, чьей заветной мечтой было не сражаться вовсе.

Что ни говори, но любая война – это путь к смерти и страданиям. Адмирал негодовала на моралистов, протестующих против реформ императрицы, благодаря которым ответственные должности теперь занимали те, кто сумел сдать имперские экзамены, вне зависимости от связей и родословной. Эти реформы превратили бюрократию из сборища держателей мелких поместий, руководствующихся некими не слишком внятными традициями, привилегиями и круговой порукой, в хорошо отлаженную и смазанную машину, работающую в рамках четко сформулированного закона при помощи тщательно сбалансированной системы поощрений. Темурури не было дела до слухов о склонности Джиа к интригам или о ее многочисленных любовниках: насколько она могла судить, императрица никогда не позволяла своим личным слабостям влиять на политическую жизнь. И Темурури искренне верила в то, что ее долг – сражаться за эту сжимающую печать Дара твердую руку, против любого восстания и мятежа, против всех, кто захочет ввергнуть Острова во мрак беззакония.

Но разве дело императора Монадэту не было таким же справедливым, а его намерения – столь же похвальными? Он был любимым сыном императора Рагина, лишенным законного права на престол по вине тетушки-матери. Отомстить за гибель его отца, разбить ненавистных льуку и освободить народ северных островов от жестоких поработителей означало исполнить наказ правителя, которого Темурури ставила превыше всех на свете. Несправедливость заключенного императрицей Джиа унизительного мира с льуку ранила ее до глубины души. Мысль о том, чтобы сражаться против человека, желающего избавить страждущих под ярмом, была ей ненавистна.

Как же сделать правильный выбор? Кто из этих двоих более верен наследию Куни Гару, который однажды поклонился Темурури, призывая, чтобы она помнила, ради чего и во избежание