Моя чужая новая жизнь - Anestezya

* * *

Я сонно потянулась, жмурясь от ярких солнечных лучей. Блин, проспала, что ли? Торопливо поднявшись, стала собирать разбросанные по всей спальне шмотки. Вот тебе и немецкая аккуратность — свою форму значит вешаем на стульчик, а мой лифчик чуть ли не на люстру закидываем. Всё-таки я права, и малая толика ревности только разжигает страсть. Так, эту блузку уже точно не наденешь — измятая, а времени гладить нет.

— Ты уже встала? — окликнул меня Фридхельм.

— Почему ты не разбудил меня раньше? Вильгельм опять будет смотреть на меня как на исчадие ада если я опоздаю, — я улыбнулась, заметив криво сидящий в его волосах венок из одуванчиков. — Так и пойдёшь на построение? Кребс оценит.

— Придётся оставить подарок Лизы, — с притворным сожалением вздохнул он, положив икебану на подоконник. Видимо, Татьяна уже возится по хозяйству, а мелкая занимает себя как может.

— Я принёс воды, — Ваня поставил ведро около умывальника. — Ещё дров в сенях положил, если вам понадобятся.

— Молодец, — я положила на стол его «гонорар» и снова метнулась в спальню — туфли-то я так и не нашла.

— Рени, ты кажется боялась опоздать, пойдём.

— Сейчас… — я вздрогнула, услышав выстрел.

Что там опять случилось? Выбежав на крыльцо, я замерла на пороге, намертво вцепившись в руку Фридхельма. Ванька ничком лежал на ступеньках, всё ещё сжимая банку тушёнки, кровь медленными струйками стекала вниз. Его убийца как ни в чём ни бывало убирал пистолет и равнодушно смотрел, как Татьяна с задушенным криком упала рядом с телом мальчика, пытаясь его перевернуть и надрывно причитая:

— Сынок… да что же это…

— Ты совсем охренел?! — заорала я.

— Он свершил кражу, а любые преступления должны караться по законам военного времени.

— Он ничего не крал! Я сама отдала ему эту чёртову банку!

— Фройляйн, если бы я каждый раз сомневался, стрелять или не стоит, я был бы уже мёртв, — цинично усмехнулся Альфред.

— Эрин, пойдём, — Фридхельм твёрдо сжал мою ладонь.

Меня колотила дрожь. Я не знала, как сейчас заявлюсь в штаб и буду смотреть на эти рожи. Не знала, как посмотрю в лицо Татьяне. Получается, я невольно виновата, что она лишилась сына.

Я попыталась с головой зарыться в бумаги, но не вышло. Видимо, Штейбреннер был уже в курсе, что произошло.

— Эрин, вы расстроены? — он завис перед моим столом, вынуждая посмотреть на него.

Ага, блядь, расстроена! Подумаешь, пристрелили по фигне ребёнка, дело-то житейское, так, да?

— Может, Альфред слегка переборщил, но вы должны понимать, что сейчас не время разводить сантименты. Возможно этот мальчишка ни в чём не виноват, но взгляните. Ночью кто-то умудрился разбросать по деревне эту гадость.

Он положил на стол листок с красочно отпечатанным призывом давить фашистких гадин, не сдаваясь, и верить, что Красная армия никогда не будет побеждена.

— Я настаиваю, чтобы вы ещё раз провели работу с населением. Убедите их, что не стоит идти на поводу и верить этим лживым речам. В конце концов за каждую выходку диверсантов расплачиваются гражданские. В городе был убит наш солдат, и комендант отдал приказ расстрелять десять заложников. Этого они добиваются?

Я молчала, не в силах выдавить ни слова, похоже мой актёрский талант на ближайшее время себя исчерпал. Чувствовала себя хуже распоследней шлюхи, ибо шлюха может послать мерзотного клиента по известному адресу, а я нацистскую власть послать не могла никуда. Штейбреннер отошёл к окну и усмехнулся:

— И кстати, Эрин, вы тоже виноваты в том, что произошло. Вы обращаетесь с ними так, словно они нам ровня, а они должны чётко понимать, что это не так. Обер-лейтенант, это касается и ваших солдат тоже. Вот полюбуйтесь. Вилли встал посмотреть, и я тоже обернулась. На лобном месте у колодца опять толклись девчонки. Кох улыбался Ольге, которая быстро сунула ему свёрток и смущённо отвернулась. Похоже, она решила поблагодарить его за вчерашнее спасение.

— Герр штурмбаннфюрер, я не считаю поведение моих, — Вилли особо выделил это слово. — Солдат неподобающим.

— Согласен, мои мальчики тоже сходят с ума без женского внимания и опускаются до того, чтобы спать с кем попало, — покладисто кивнул он. — Главное проследите, чтобы это не переросло в сентиментальный роман. Вот это уж точно недопустимо и не может быть оправдано.

Кое-как я отработала положенное время, но когда настал вечер, снова впала в ступор. Делать вид, что ничего не случилось, я не могла, но чем я могла помочь Татьяне? Возможно она тоже винит в случившимся меня. В маленьком флигеле тускло горела лампа. Я молча застыла на пороге, почувствовав, как сжалось сердце. Дед неумело пытался сколотить доски для гроба, маленькая Лиза тихонько сидела в уголке, а Татьяна склонилась над лежавшим на лавке тельцем.

— Чем я могу помочь? — осторожно спросила я.

Она медленно подняла голову, лицо её страдальчески сморщилось.

— Я знаю, что вы не виноваты… — она судорожно вздохнула. — Но прошу, уйдите сейчас…

Честно говоря, я ожидала и более резкой отповеди. Что я ещё могу сделать? Дать ей денег? Но разве они вернут ей сына?

Кровь со ступенек уже кто-то смыл, а на крыльце сиротливо сидела полосатая котяра. Я присела рядом, машинально погладив её за ухом.

— Как ты? — я и не заметила, когда вернулся Фридхельм. — Успокоилась?

Я пожала плечами. Что он хочет услышать? Хочет убедиться, что я не собираюсь устроить истерику на пороге штаба?

В принципе да, только спокойствие было каким-то тупым, будто с похмелья. Безысходным. Не дождавшись ответа, он сказал:

— В