Моя чужая новая жизнь - Anestezya

— На меня и так всю жизнь косо смотрят соседи. Как же, дочь врага народа, — в глазах девушки промелькнула боль. — Неизвестно ещё, чем закончится война. Лучше я сама выберу, с кем быть, чем вот так придут и не спросят.

Ничего себе, быстро она сменила свои принципы. Хотя конечно и её можно понять — выбрать себе покровителя или спать со всеми подряд? По-моему, выбор очевиден.

— Он добрый, — улыбнулась Оля. — И пока ничего от меня не требует.

Да уж… Язык не поворачивается сказать «совет вам да любовь». Но это не моё дело, совсем не моё.

— Хельга, оказывается, понимает немного по нашему, — затараторил наш влюблённый дурашка. — А ещё печёт такие пирожки, что пальчики оближешь.

Ну, кто бы сомневался, что этого любителя пожрать влёгкую можно сманить вкусняшками. А ещё недавно задвигал мне, как ждёт не дождётся, чтоб обменяться кольцами со своей Мартой.

— Я всё понимаю, но подумай вот о чём. Не сегодня-завтра мы отправимся дальше, а девчонке ещё здесь как-то жить. Её и так недолюбливали, а теперь так вообще заклюют.

Почему-то я не сомневалась, что прошмандовки вроде блонди как-то выкрутятся, ну или забьют на хейт, а Ольге скорее всего придётся несладко.

— Заберу её с собой, — ты ничего умнее не придумал, нет? — А что? Здесь ей действительно плохо, а у нас найдёт работу, обживётся. Может, замуж потом выйдет, у нас вон и поляки и чехи работают.

— Ты совсем чокнулся? — засмеялся Хольман. — Она же славянка, кто её у нас возьмёт замуж?

— Ну так не еврейка же, — простодушно ответил Кох.

Не знаю, конечно, как отреагирует Вилли на грандиозные планы Коха, но в одном я была с ним солидарна. Надо быстрее отсюда валить.

***

— Я получил приказ гауптмана выдвигаться восьмого числа.

Я бросила взгляд на календарь — сегодня второе июня. Прекрасно, осталось потерпеть несколько дней.

— Что ж, мы останемся, пока не накроем это подпольное сопротивление, — невозмутимо ответил штурмбаннфюрер. — Я смотрю, ваши солдаты ещё не были в отпуске.

— Я подавал несколько раз прошения, но, значит, пока нет возможности, — ответил Вилли.

— Нужно быть понастойчивее, Вильгельм, — наставительно начал разглагольствовать Штейнбреннер. — Мои ребята почти все успели съездить домой. Вы же понимаете, что это много значит для поддержания боевого духа солдат. Да и нашему народу нужно периодически демонстрировать, что всё идёт как надо и победа уже близка. Эрин, вы наверное уже считаете дни, чтобы увидеться с родителями?

— Вы правы, — выдавила я улыбку. — Конечно на первом месте сейчас стоит победа, но и о семье забывать нельзя.

— Я научу вас небольшим уловкам, — Штейнбреннер снисходительно улыбнулся Вилли.

— Герр штурмбаннфюрер, мы поймали эту девку на окраине села, — Альфред грубо подтолкнул вперёд задержанную девушку. — Как увидела, нас бросилась бежать.

— Кто ты такая? — он медленно подошёл к ней.

Она старалась смотреть спокойно, но тлеющий огонёк ненависти в глазах скрыть было трудновато. Обычно местные выглядят более испуганными, чёрт его знает, может, и партизанка.

— Что ты делать в селе?

— Я шла в соседнее, в Платоново, — медленно ответила девушка. — Иду из города, на базаре была.

— На базаре? — усмехнулся Штейнбреннер. — И где быть твоя покупка?

— Я ничего не покупала, я яйца на махорку для отца поменяла, — она достала из кармана скрученный из газеты кулёк. — Вот.

— Идти так далеко, чтобы раздобыть курить? — недоверчиво прищурился Штейнбреннер и кивнул солдату.

— Приведите сюда кого-нибудь. Может, её здесь знают. Постой, — коварно улыбнулся он. — Веди ту белокурую фройляйн, которая обещала нам помогать.

Блин, если бы она не сорвалась в бега, может бы и не попалась. Что теперь будет? Моя помощь с переводом не нужна, и я мысленно прокручивала предлоги, которые позволят мне уйти из штаба.

— Вы знать её? — без предисловий спросил Штейнбреннер у «белокурой фройляйн».

Девчонка немного растерянно перевела взгляд на незнакомку. Явно узнала, но сомневается что ли?

— Эта девушка говорить, что идти домой, — доброжелательно, словно действительно пытается прояснить недоразумение, говорил Штейнбреннер. — Документов у неё с собой не быть. Вы можете подтвердить кто она?

— Так это Наташка Москвина, — облегчённо выдохнула недалёкая дурында. — Помните, я говорила, у неё здесь живёт мать. Ты с города идёшь, да? — обратилась она к ней.

Та зыркнула отчаянно-презрительно и отвернулась.

— Благодарю за помощь, — расплылся в улыбке этот змей. — Вы свободны.

— Ну что, похоже, нам есть о чём побеседовать, да? — Штейнбреннер взял её ладонь и небрежно поднял, демонстрируя тёмные следы от типографский краски. — В том числе и об этом.

— Я ничего вам не скажу, — отбросив притворство, девушка твёрдо посмотрела ему в глаза.

— Ты в этом быть уверена? — не повышая голоса, спросил он и вдруг резко выгнул её пальцы под неестественным углом.

Наташа болезненно скривилась и плюнула ему в лицо.

— Единственное, что вы от меня услышите: недолго вам осталось на нашей земле хозяйничать, Красная армия никогда не будет разбита!

— Заткнись, дрянь! — Штейнбреннер с силой ударил её по лицу и кивнул кивнул Альфреду. — Уведи и запри в каком-нибудь сарае, я подойду чуть позже.

* * *

Как бы я ни старалась убедить себя, что ничего не могу сделать, не думать о том, что происходит в сарае, не могла. Тем более закрыть глаза при всём желании бы не вышло. Уже не раз невольно слышала смачные подробности допроса.

— Ну и упрямая же эта дрянь. Что мы только не делали. Били её и ремнями и проводом, засыпали солью раны. Молчит.

— Интересно, если начать срезать с неё шкуру по кусочкам, она будет продолжать упрямиться?

— Герр Штейнбреннер запретил её серьёзно калечить. Говорит, пока нужна живой.

— Повесить бы эту мразь в