Беглый - Дмитрий Шимохин

— Но герр Ситников, если в вашей стране все так строго, как же месье сможет добраться до консула, не имея никаких документов?

Чиновник тяжело вздохнул.

— Что вам сказать, господа… Это весьма непростой случай. Однако я, снисходя к вашему бедственному положению, могу поспособствовать, чтобы месье выписали временную справку об утрате паспорта. Она будет играть роль подорожной по пути к консулу. Однако имейте в виду — иного рода путешествия по Империи этой справкой совершенно не разрешаются!

— О, нас вполне устроит такой вариант! — уверил я, чувствуя, что наживка заглочена. Похоже, какую-то бумагу левицкий все же получит. Да, он будет находиться в Росси на птичьих правах… но это много лучше, чем ничего!

— Что ж, господин Тарановский, — вставая с места, продолжал Ситников, — добро пожаловать в Российскую Империю. Однако порядок есть порядок. Весь ваш товар подлежит досмотру и обложению пошлиной согласно уставу Российской Империи. Прошу следовать за мной на кяхтинскую таможню. Там и разберемся, что за чай вы везете и какой такой фарфор!

Он указал на большое каменное здание неподалеку, с колоннами и внушительным крыльцом. Это, по-видимому, и была кяхтинская таможня. Рядом виднелись обширные склады-амбары гостиного двора.

— Пройдемте, господа. Дел у нас с вами, похоже, будет немало. Чай требует особого внимания. Да и фарфор ваш надобно оценить.

Наш караван снова тронулся, на этот раз по широким, хоть и пыльным, улицам Кяхты, направляясь к зданию таможни. Я чувствовал на себе взгляды прохожих — зажиточных купцов в добротных сибирках, приказчиков, мещан.

Глава 11

Кяхтинская таможня оказалась внушительным каменным зданием, как положено, с колоннами и фронтоном, — одним из тех, что свидетельствовали о богатстве и важности города. Вокруг кипела бурная деятельность: подъезжали и отъезжали груженые повозки, суетились артельщики, слышались команды и зычные голоса. Воздух был пропитан запахами кожи, дегтя, пыли и, конечно, тем самым, уже ставшим почти родным, ароматом чая. Нас провели в просторный зал, где за длинными столами, скрипя перьями, сидели мелкие чиновники и писцы, а у конторок толпились другие коммерсанты, ожидающие своей очереди или решающие какие-то дела.

Коллежский асессор Ситников указал нам на несколько грубо сколоченных скамей у стены.

— Ожидайте здесь, господин Тарановский. Очередь. Как только мои люди освободятся, незамедлительно займемся вашим товаром.

Ожидание — худшая пытка. Я старался выглядеть спокойным, рассматривая росписи на высоком потолке, но внутри все сжималось. Левицкий, мой «французский секретарь мсье Верейски», сидел рядом прямой, как аршин, и со скучающим видом перебирал предусмотрительно захваченные с собой бумаги. Изя ерзал на скамье, то и дело бросая оценивающие взгляды на сновавших мимо купцов и их товары, словно уже прикидывал наши будущие с ними сделки.

Софрон, Захар, Тит и Сафар, наши «слуги, не разумеющие по-русски», остались присматривать за верблюдами и лошадьми во дворе таможни.

Прошел, наверное, час, прежде чем Ситников снова подошел к нам.

— Теперь ваша очередь, господин Тарановский. Прошу ваш караван во двор для досмотра. А вас и вашего секретаря — в мой кабинет.

Кабинет Ситникова был невелик, но обставлен добротно: массивный дубовый стол, кожаное кресло, на стенах карты Российской империи и портрет государя.

Сам коллежский асессор уселся за стол, указав нам на два стула напротив.

— Итак, — начал он, взяв в руки мой паспорт и китайскую грамоту, — Владислав Антонович Тарановский, австрийский подданный. Замечательно. Цель визита — торговля. Прелестно! Товар — чай и фарфор. Все верно?

— Именно так, господин коллежский асессор, — подтвердил я, стараясь, чтобы мой отрепетированный акцент звучал естественно.

— Вы не первый год в торговле с Россией, господин Тарановский? Или это ваш дебют на кяхтинском пути?

Ситников смотрел на меня пристально, не мигая.

— Я имею некоторый опыт торговли с вашими соотечественниками в других местах, господин асессор, — уклончиво ответил я, — но в Кяхте, признаться, впервые. Наслышан о городе как о главных воротах для чайной торговли.

— Вы наслышаны верно, — кивнул Ситников. — Чай — главный товар, с которым здесь имеют дело. Мои люди сейчас осматривают ваши «узоры». А что за фарфор вы везете? Откуда он?

Тут в разговор мягко вступил Левицкий и на своем безукоризненном французском, который я тут же «перевел» для Ситникова, добавив своей речи еще больше иностранного колорита, заявил:

— Мсье Верейски поясняет, господин асессор, что фарфор — это по большей части китайские изделия, — я вспомнил слова немецкого профессора, — приобретенные мною у одного европейского ученого в Баин-Тумэне. Вещицы старинные, для ценителей.

Ситников хмыкнул.

— Ученого… в Баин-Тумэне… Любопытно. Ну да ладно, на фарфор у нас пошлина отдельная, по оценке. А вот с чаем будет строже. Вы знаете, что, согласно Кяхтинскому договору и последующим протоколам, существует строгий регламент? И что русские купцы здесь сами формируют внутренние ценовые правила под надзором таможни?

— Безусловно, господин асессор, — заверил я. — Мы везем качественный товар и готовы следовать всем установленным правилам.

В этот момент в кабинет заглянул один из таможенных служащих.

— Ваше благородие, товар господина Тарановского осмотрен. Хороший. Несколько сортов, есть и байховый, и кирпичный.

Ситников удовлетворенно кивнул.

— Вот видите, господин Тарановский, мои люди знают толк. Это хорошо, что чай у вас достойный. Меньше будет споров при оценке для пошлины. А теперь о ваших людях. — Он снова взял китайскую бумагу. — Секретарь-француз, мсье Верейски… Parlez-vous français, monsieur Vereisky? — неожиданно обратился он к Левицкому на довольно сносном французском.

Левицкий не дрогнул. Он расцвел в улыбке и ответил быстрой, изящной фразой, что-то о том, как он рад встретить в столь отдаленном уголке России человека, ценящего язык Вольтера. Я мысленно перекрестился. Ситников, похоже, остался доволен.

— Теперь касательно ваших слуг… — продолжал он, снова переходя на русский, — что ж, бумага из Маймачена, хоть и китайская, все же имеется. Но мои казаки доложат, если кто из них больно прытко начнет вдруг балакать по-русски. — Тут чиновник усмехнулся, и в глазах его мелькнул хитрый и злой огонек.

— Понимать-то они команды вашего мсье Верейски, как я погляжу, должны.

Я внутренне похолодел. Это был тонкий намек. Если кто-то из наших «слуг» проколется…

— Они говорят по-польски, господин асессор! — поспешил я объясниться. — Это простые, но исполнительные люди.

— Верю, верю. — Ситников откинулся в кресле. — Теперь о пошлинах. Как вам известно, изначально торговля здесь была почти