Гиппогриф Его Величества - Lis-Bet

Калеб коротко кивнул, и мать заняла его место на трибуне, обратившись к народу, чем приковала к себе всеобщее внимание.

— Я убрал стрелу и немного залечил рану, так что он осилит полет, — прошептал Эдгар, сжимая в руке посох и бледнея. — Скорее, Ваше Величество, возвращайтесь во дворец. Стрела была отравлена.

— А если их атакуют в полете? — зашипел Кард. — Нельзя так рисковать.

— Иного пути нет. Они должны скрыться быстрее, чем гиппогриф свалится от яда.

— Но…

— Тише, Кард, — шикнул Калеб. — Бланш, ты сможешь долететь до дворца?

Бланш перевел на него взгляд и ткнулся головой, немного раскрыв крылья. Он мог. Несмотря на то, что яд начал распространяться по телу, было ещё достаточно времени, чтобы успеть вернуться во дворец. Усиленное магией тело пока справлялось с отравой. Краем сознания Бланш понимал, что лишь благодаря этому его сердце ещё билось, а легкие наполнялись воздухом, и внутри него вспыхнула секундная радость от этого. Впервые ритуал принес настолько ощутимые плоды. Впрочем, отвлекаться на размышления не было времени, а потому он дернул головой, призывая Калеба поторопиться.

Сжав зубы, он отточенным движением вскочил в седло. Кард бросил взгляд на площадь.

— Ваше Величество, спешите, — сказал он. — Я помогу Гледу схватить стрелка, и мы сразу направимся во дворец. Прошу вас, будьте осторожны в небе.

— Непременно, — кивнул Калеб. — Эдгар, оставляю матушку на вас.

— Положитесь на меня.

Маг поклонился. Бланшу показалось, что в его глазах на сей раз не скрывалась злоба и насмешка, там было что-то иное, однако рассмотреть, что именно, он не успел. Калеб натянул поводья, и они взмыли в небо. Амелия что-то сказала, и народ взорвался радостным криком, гораздо более громким, чем при объявлении Великой Охоты. Повинуясь молчаливому приказу, Бланш сделал небольшой круг над площадью. Калеб вскинул руку вверх, когда солнце выглянуло из-за облаков, и они воссияли в его лучах, воплотив герб императорского рода. Наверное, с земли они выглядели очень красиво. Во всяком случае, Бланшу хотелось в это верить.

Во время полета ко дворцу Калеб настолько крепко сжимал поводья, что костяшки стали совсем белые. Бланш чувствовал его беспокойство и разделял его. Мир перед глазами начал смазываться, а звуки — приглушаться. Заболела голова. Хотелось опуститься на землю и полежать там немного, восстанавливаясь, однако Бланш знал, что так поступать нельзя. Он лишь тихо заклекотал, когда крыло начало болеть. Наверное, магия Эдгара переставала действовать, и теперь проступали неприятные ощущения от распространяющегося яда. Бланш так и не понял, как магу удалось снять боль и убрать стрелу, но он был за это благодарен. Как благодарен Амелии, которая помогла отвлечь внимание народа, и Гледу, который изо всех сил старался помешать убийце.

— Бланш! — воскликнул Калеб, когда он случайно завалился на бок, не справившись с ветряным потоком.

Бланш тряхнул головой, собираясь с силами, и сосредоточился на том, чтобы лететь ровно.

— Держись, мы почти на месте, — сказал Калеб, положив руку ему на шею, и в его голосе проступила нежность. — Ты молодец, ещё немного!

Бланш с усилием замахал крыльями, не поддаваясь отраве. Внизу на них указывали пальцами детишки, а взрослые с огромными от удивления глазами глядели за полетом. Многие шептались. Кто-то кричал, приветствуя их, и Калебу то и дело приходилось махать рукой, отвечая народу. Он прекрасно делал вид, будто всё в порядке. К счастью, в них ни разу не выстрелили, поэтому Бланшу не пришлось уклоняться и сражаться. Он не знал, решили ли убийцы ограничиться одним выстрелом или же стражники обезвредили их сообщников, но сосредоточился только на том, чтобы добраться до дворца, шпили которого уже виднелись совсем рядом.

С каждым взмахом крыла, ему становилось хуже. Яд распространился по телу, и вскоре перед глазами начало то чернеть, то светлеть. Стало жарко. Нечем дышать. Голос Калеба стал отдаляться, будто черная воронка засасывала в себя все звуки, и вскоре Бланш перестал слышать разговоры людей внизу. Практически в слепую он продолжал лететь до тех пор, пока сильные руки ни направили его вниз и вправо.

— Вот и сад… мы справились… снижайся тихонько… вот так, молодец…

Голова закружилась, и перед глазами померкло. Бланш почувствовал лишь, как подкашиваются передние лапы, когда он коснулся земли, а затем всё пропало.

***

— Хм? Мы снова здесь?

Оглядываясь по сторонам, человек сделал шаг, отделяясь от гиппогрифа, и взглянул на руки.

— Опять это странное ощущение. Никогда к нему не привыкну.

Он обернулся, мельком оценивая пейзаж, и уставился на гиппогрифа. Тот понуро опустил голову, тихонько клекоча, и создавал впечатление самого несчастного животного в мире. Перья поблекли, крылья свисали по бокам, как тяжелые старые шторы, а из груди то и дело вырывались полные горя вздохи. Он опустился на землю, отворачиваясь во тьму, и затих. Казалось, он хотел раствориться во мраке, стать с ним единым целым, чтобы не чувствовать больше такой тоски. Человек встревоженно нахмурился и подошел к нему, садясь рядом. Он принялся гладить его по голове и тихонько спросил:

— Что случилось? Мы спасли Калеба, так почему ты вдруг загрустил?

Гиппогриф снова тяжело вздохнул и издал неясный клекот. Несмотря на то, что человек ничего не смыслил в птичьем, он легко понял, о чем шла речь. Так как они представляли собой части одного существа, то общались преимущественно на языке образов и мыслей. Человек озвучивал фразы по привычке, просто потому, что так удобнее было формулировать. Гиппогрифу же это не было нужно, а потому он напрямую посылал ответы, но часто они были сбивчивые, противоречивые и наполненные чувствами. Этот раз не стал исключением. Человек закивал пару секунд спустя, осознав, что случилось, и сочувственно сказал:

— Мне тоже жаль Калеба. Если бы на меня в третий раз напали, да ещё и на глазах у всей столицы, я был бы в ужасе. Но он отлично держится, не так ли? Если кто и сможет пережить эти испытания, так только он. К тому же мы будем рядом, чтобы его защитить. Что думаешь, здоровяк?

Гиппогриф перевел на него взгляд, полный