Гиппогриф Его Величества - Lis-Bet

сомнений и тревог, однако всё-таки кивнул. Человек потрепал его по холке и воодушевленно принялся болтать успокаивающие глупости, чтобы отвлечь от тяжелых чувств. Если в первый момент гиппогрифу захотелось проломить ему череп клювом, чтобы он заткнулся, то спустя четверть часа желание испарилось. Человек действительно хотел подбодрить его. Это чувствовалось в каждом слове и жесте, в блеске глаз и в тоне голоса. К тому же гиппогриф знал об его истинных намерениях, ведь они являлись одним существом, и в них не было ни капли лукавства и злого умысла. Расслабившись, гиппогриф шутливо пихнул его крылом и заклекотал. На сей раз звук не был приглушенным и печальным, а наполнился искорками веры в лучшее и благодарностью.

— Рад, что ты пришел в себя, — улыбнулся человек, а затем развернулся и оперся спиной о его бок, закинув руки за голову. — Кстати, тебе не кажется, что здесь как-то пустовато?

Гиппогриф ответил серией неясных образов, но человек легко его понял.

— Знаю, — кивнул он. — Но не думаю, что Эдгар ещё раз сунется сюда. К тому же мы можем придумать, как скрывать наш внутренний мир, если почувствуем вторжение. Например, сразу огородим его непроницаемым темным куполом, чтобы он сливался с остальным пейзажем, а внутри уже сделаем всё так, как пожелаем. Как тебе идея?

Человек обернулся с сияющими глазами, и гиппогриф растерялся. Ему казалось плохой идеей менять что-то во внутреннем мире, пусть он и представлял собой угнетающее темное ничто. Однажды сюда уже забрался верховный маг, и не было гарантий, что это не повторится какое-то время спустя. От одной мысли, что кто-то узнает об их нецелостности и расскажет об этом Калебу, стыла кровь в жилах. Гиппогрифу и так было больно, что тот перестал приходить и начал смотреть на него так, будто впервые в жизни видел. Потерять его навсегда было бы равносильно смерти. Испугавшись возможных последствий, гиппогриф затряс головой, резко отвергая идею.

Человек насупился.

— Брось, всё будет в порядке, — настаивал он. — Я спрячу всё так, что никто ничего не увидит, — однако гиппогриф оставался непреклонен. — Хорошо, тогда я сделаю маленький домик, и ты лично убедишься, что его не будет видно. Я займусь этим… — человек прищурился, а затем указал рукой влево. — Вот в том дальнем уголке подсознания.

Он поднялся на ноги и побежал туда, а гиппогриф предпочел остаться на месте.

Некоторое время они провели порознь, и каждый из них пребывал в своих мыслях и чувствах. Никто не говорил об этом, но оба переживали о том, что происходило в реальности. Сам факт того, что они оказались в подсознании, был тревожным. Вероятно, яд оказался очень сильным, а потому тело не просто погрузилось в сон, чтобы восстановиться, а впало в какое-то более глубокое и опасное состояние. Вернуться в реальность не получалось. Сколько бы человек и гиппогриф ни пытались очнуться, они оставались на своих местах посреди черной пустоты. Это пугало. Однако им не нужны были слова, чтобы разделить эти чувства, ведь они и так знали друг о друге всё. Каждый справлялся так, как ему было привычно: гиппогриф отдался эмоциям и тихонько лежал на месте, а человек, не принимая их, занялся внутренним миром, чтобы перестать думать о плохом.

Сложно было сказать, сколько они находились в подсознании. Здесь не было ориентиров, а потому отсчитать время оказалось невозможно. В какой-то момент гиппогриф перестал обращать внимания на происходящее вокруг и только бесцельно водил крылом перед собой. Внезапно перед ним возник человек, и на его лице отпечаталось возбуждение и радость.

— Я закончил, здоровяк! — воскликнул он. — Смотри скорее. Видишь что-нибудь?

Гиппогриф обернулся в указанном направлении, а потом снова посмотрел на человека, недоуменно склонив голову вбок.

— А я говорил, что смогу спрятать дом так, что его будет невозможно увидеть, — возликовал тот. — Если даже ты сходу не нашел его, то никакой маг не сделает этого.

С этим гиппогриф не мог не согласиться. Впрочем, ему стало интересно, как на самом деле выглядело здание, которое человек себе сделал. Почувствовав его желание, тот широко улыбнулся и махнул рукой. Тотчас черное ничто, словно слой старой паутины, медленно осыпалось вниз, открывая вид на небольшой двухэтажный домик из белого камня. Он был простым, низеньким, без стекол в окнах и даже без двери. У порога сиротливо стояли два кустика шиповника, а вокруг шло нечто, отдаленно напоминающее заборчик. Гиппогриф, привыкший к роскоши дворца, смерил человека скептическим взглядом.

— Я сейчас тебе по клюву дам, — ответил тот. — У меня было мало времени, позже я сделаю его лучше. Сейчас нужно было просто научиться скрывать постройки, поэтому теперь мы можем делать здесь всё, что захотим, не боясь чужого вторжения. По-моему, это прекрасные новости, здоровяк!

Гиппогриф кивнул, успокаиваясь насчет внезапных визитов магов, а затем снова склонил голову в бок.

— В чем дело? — удивился человек, прислушиваясь к потоку его образов. — Почему называю тебя здоровяком? А как ещё нужно? Имя у нас общее — Бланш.

Гиппогриф покачал головой. Бланшем назвали его до того, как человек оказался здесь, и они оба это знали.

— Хочешь сказать, что у меня было своё имя? — человек нахмурился. — Странно… — вдруг выдохнул он. — Такое чувство, будто имя на языке вертится, а вспомнить его не могу…

Внезапно в памяти всплыл образ ухмыляющегося мужчины из сна. Человек вздрогнул, его глаза расширились, однако он ничего не успел сделать. Что-то потянуло их вверх, не дав закончить разговор, а затем они рывком вернулись в реальность…

Глава 8. Верность и предательство

— Ваше Величество, прошу вас, — смутно расслышал Бланш чей-то голос. — Вы уже несколько дней почти не спите. Вам нужно отдохнуть.

— Я в порядке, Кард. Нет причин для беспокойства.

— Лекари говорят, что он скоро очнется, — прозвучало от Гледа. — Им удалось нейтрализовать яд, поэтому опасности для жизни нет. С вашего позволения, я останусь здесь и буду присматривать за Бланшем, а вы вернетесь во дворец.

— Нет. Я останусь здесь до тех пор, пока он ни откроет глаза.

Всё смолкло. Почему-то Бланш знал, что охранники переглянулись и подавили тяжелые вздохи, снова столкнувшись с упрямством господина. Если Калеб решил что-то сделать, то никакая сила не могла помешать ему. Раньше с этим боролся император Корнелиус, надавливая авторитетом, однако теперь в стране