Старая школа рулит - Дмитрий Ромов

что-то в этом мире осталось неизменным… Я хмуро на него глянул, а он воровато осмотрелся по сторонам, достал из кармана тяжёлый железный кастет и насадил на руку.

— Ты что ли Ромка Кастет? — ляпнул я от фонаря первое пришедшее на ум имя.

— Чего? — опешил он.

— Малява пришла, ищут его. Так ты или нет? Похож по наколке.

Он сорвал тёмные узкие очки и уставился на меня красными воспалёнными глазами.

— Чё ты гонишь! Попутал, малой? Ты чё здесь крутишься, вообще? Потерял чего?

Потерял. Дохрена, чего потерял. Прямо на этом месте…

— Чё молчишь, чушпан? Ты здесь живёшь? Чёт я тебя не видал раньше.

Блин. Проходят годы, гопники взрослеют, стареют и умирают, оставляя после себя новых гопников. И так по кругу. Наверное, у них есть особый ген. Чувак снова оглянулся по сторонам и подошёл ближе. Я не пошевельнулся, провожая его тяжёлым взглядом.

— Нет такого слова, в нашей фене, — угрюмо сказал я и сплюнул сквозь зубы ему под ноги. — Чушпан.

— Э, ты чё! — заорал он.

— А живу может, здесь, может, не здесь. Смотря кто интересуется. И обоснован ли интерес. Выкладывай, братуха, что сказать имеешь. Под чьей крышей двигаешься? Кто по масти? Давай начистоту, раз такой базар, без муток.

У него пошла работа остатков мозга. Заскрипели извилины, защёлкали.

— А ты кто? — недоумённо спросил он через несколько секунд.

— А ты кто? — передразнил я и поддал жару, закрепляя психологическое преимущество. — А он кто? А вы кто? А не много ли вопросов? Ты не мусор, случайно? Определись, прежде чем интересоваться. Ты шинкарь что ли или банкир, в натуре? Ты Ромка Кастет или нет? Рукоятка-то на руке чисто, как в маляве.

— Я не Ромка, я Жека, — пошёл он на попятную.

— Ты слыхал за Лёню Бубна? Он очень недоволен, что на его земле бахуры малолетки шмалью барыжат. Чё ты щёки надуваешь? Под кем ходишь, спрашиваю? Погремуха какая?

— Нет погремухи, — помотал он головой и сделал шаг назад. — Мы просто тут с пацанами чилим, пивас, музло. Ничё такого.

— Ничё такого. Смотри Жека, доиграешься и со шмалью, и с рукояткой своей. Лёня Бубен пацан жёсткий. У него личное кладбище в Моржухе, вкурил? Он за копейку мать завалил, так что шакалов терпеть не станет. Я чисто предостерегаю. Ну а раз ты тут зависаешь постоянно, узнаешь за Кастета, ясно? Завтра загляну с кентами, и ты мне расклад двинешь. Но чёт, я думаю, ты и есть Ромка, а не Жека, да?

Разговор на этом быстро свернулся. Мой визави утратил интерес к продолжению беседы и поспешил ретироваться. Порода эта была мне известна, так что результат оказался ожидаемым. И теперь вариантов ближайшего будущего было два. Или Жека со своими дружбанами свалит отсюда, чтобы не злить Лёню Бубна, который, если честно, уже больше тридцати лет лежал в сырой земле, или придёт снова.

Это значило бы, что у него есть какая-то крыша и босс. И тогда пришлось бы действовать иначе. Ну, если потребуется, будем действовать, что поделать. В любом случае, иметь в собственном дворе точку сбора гопников и нарколыг я не собирался.

А двор этот, судя по всему, останется моим ещё неизвестно на сколько. Потому что вся эта канитель меньше всего походила на «Сказку о потерянном времени» и чувство, что новые времена пришли всерьёз и надолго, всё больше превращалось в уверенность.

* * *

— Серёж, — зашла перед сном в мою комнату мама. — Мне Альфа ваша писала, а я не могла ответить. Сегодня на работе полный трэш был. Эпидемия на подходе. Как учебный год начался — всё, получите и распишитесь. Ты давай аккуратней, я там на столе витамин «Ц» поставила, пей после завтрака. Понял?

— Ага.

— Так чего там с Еленой Владимировной?

— Она приходила сегодня, хотела с тобой поговорить.

— Ты что, натворил там чего-нибудь?

— Нет, она говорит, что если я не возьмусь за учёбу, меня выпнут коленом под зад сразу, как только получим статус лицея. Директриса на меня зуб точит и ждёт, когда меня съесть можно будет.

— Почему?

— Потому что она за взятку продаст моё место и не будет мучиться с двоечником.

— Она так и сказала про взятку?

— Нет, это я сам додумал. Она сказала, что её тоже выпнут тем же коленом, потому что у неё в классе низкие показатели. Из-за меня.

— Ну, а ты что?

— А что я? — пожал я плечами.

— Тебе что, не жалко, что молодую учительницу, хорошую, между прочим, выгонят только потому, что ты обормот учиться не хочешь?

— Мама, тебе говорил психолог, что на меня после болезни давить нельзя?

— По-моему, нужно на этого психолога давить было, — покачала головой мама. — Что ты делать-то думаешь? В дворники пойдёшь после школы? Или куда?

— В дворники не возьмут, я хилый.

— Даже в дворники не возьмут, — вздохнула мама. — Что с тобой делать, Серёж? У меня ведь руки опускаются. Дать бы тебе ремня, да психолог, паразит, не разрешает.

— Да-а, — махнул я рукой. — Если других вариантов нет, придётся браться за ум.

— Чего-чего? — недоверчиво сощурилась мама.

— Учиться, говорю, буду. Жалко ведь, если Альфу из-за меня уволят. Но придётся у неё потребовать что-нибудь взамен.

— Балбес ты, Серёжа! — покачала головой мама. — Разве ж ты для неё учишься?

— Ну а для кого, мам? Мы-то с тобой и так грамотные. Только, чтобы её не выперли…

* * *

Утром за мной снова зашла Глотова.

— Ты идёшь? Давай скорее, опаздываем. Или что?

Она улыбнулась и добавила игриво:

— Может, дома останемся, что скажешь?

— Что я скажу? — повторил я, натягивая джинсы. — Скажу, что когда идёшь гулять с мальчиком, стоит надевать такую юбку, чтобы она закрывала твои упругие булочки.

— Что⁈

Она открыла в удивлении рот, а потом захохотала.

— Ты типа, как это, приревновал меня что ли?

— Я типа предостерёг, — состроил я кислую рожу. — Потому что не смогу победить в битве за твою невинность, сражаясь со всем мужским родом. Подумай, я погибну, а тебя разорвут на лоскутки, которые будут украшать многочисленные флагштоки.

— Ты чё, серьёзно?

— Серьёзней некуда.