Старая школа рулит - Дмитрий Ромов

Навстречу нам проскользнули три тени. Это были ученики одиннадцатого класса. Угрюмые и суровые, они тоже поддались властной энергии директрисы и постарались стать прозрачными и невидимыми.

Она ничего не сказала, не смотря на то, что уже начался урок, но остановилась и проводила их пристальным взглядом. А вот они свои суровые взгляды обратили на меня. Будто плёткой обожгли. С чего бы…

— Заходи, Серёжа, — ласково, пригласила меня директриса в свой кабинет. — Садись на стул.

Кабинет оказался просторным, с большим письменным столом и несколькими офисными шкафами с глухими, непрозрачными дверками. На стене висели большие круглые часы и портрет президента.

Цок… цок… цок… Часы оказались подстать каблукам — громкими и звонкими, бесстрастно приближая конец времён.

— Серёжа, — манерно вздохнула директриса.

Ей бы депутатом в Думе работать, фактурная дама, волевая. В теле. Лицо её изображало сострадание, правда формально, недостоверно.

— Я говорила о тебе с учителями.

Я поднял брови.

— Не переживай, я на твоей стороне. И все учителя тоже.

Интересно, кто же, в таком случае находился в стане противника?

— Они очень хорошо к тебе относятся, — продолжала Медуза. — Мы ведь понимаем, тебе очень трудно. Ты ещё не полностью восстановился после болезни, хоть времени уже много прошло. Мы все сошлись во мнении, что это не страшно. Не нужно торопить события. Ты и так большой молодец. Некоторые вообще не могут в себя прийти после такого. Так что ничего страшного, работай в том режиме и в том графике, который тебе удобен. А оценки… Ну, не обращай на них внимания. Мы с учителями в конце четверти посмотрим, что с ними можно сделать.

Она широко и ободряюще улыбнулась.

— Ну что? — кивнула она.

— Я понял, Лидия Игоревна, — ответил я. — Большое спасибо, что входите в положение. Мне очень приятно иметь такую мощную поддержку с вашей стороны.

— А как же, а как же, — развела она руками. — Ведь мы одна большая семья и должны друг другу помогать. Ну всё, можешь идти. Если силы есть, возвращайся на урок. Но помни, в любой момент ты можешь пойти домой и отдохнуть. Мама не хочет переходить на дистанционное, но я с ней ещё поговорю.

Ну, не змея ли? Медуза, блин…

Выйдя от директрисы, я зашёл в туалет. Но только я оказался внутри, сюда же скользнули три молчаливые тени

— Крас! — окликнул меня один из троих парней.

Это была та самая троица, что попалась нам навстречу, когда мы шли с директрисой. Выглядели они неприятно. Худые лица, злые глаза, заострённые черты. Будто братья.

— Разговор есть.

— Не сейчас, — покачал я головой. — мне на урок надо.

— Зачем? — усмехнулся один из них. — Ты же кретин. Всё равно ничего не поймёшь.

— Похоже, ты можешь многое рассказать про кретинизм, да?

— Ты чё борзеешь? — ощерился пацан. — Это ты позавчера Назарова уделал?

— Первый раз слышу, — пожал я плечами.

Они подошли вплотную, прижимая меня к стене.

— А ты чё, у нас бессмертным стал или как? — спросил один из троицы.

Он был ниже и злее остальных.

— Ну-ка, пацаны, давайте его подальше вглубь затащим.

— Не советую, — покачал я головой и почувствовал, как меня схватили за локти.

8. Из земли вышли, в землю и уйдем

Ребятки были жилистые и сильные. Они оттащили меня от входной двери подальше в царство санитарного фаянса.

— А вы что, шестерите что ли? — хмыкнул я, когда они расступились и внутренне приготовился.

Виду не подал, но адреналин скаканул так, что сердце мгновенно разогналось до космических скоростей. Подростковое тело — это просто бомба на колёсах. Дайте оболочку постарше!

— На побегушках у Назара? — заглушая стук сердца, бросил я.

— Нет, он правда себя бессмертным возомнил, — покачал головой тот, что пониже.

Парнишка был во всём чёрном — брюки, футболка, короткая кожанка. Не такая, как моя, а из тонкой и дорогой кожи, с множеством сияющих заклёпок. На шее висела толстая золотая цепь, как у негра. Единственное светлое пятно.

— Крас, как ты смог-то? Он вон какой боров, а ты дрищ. Чё за волшебство, а? Колись, если не хочешь, чтобы тебя башкой в унитаз макнули.

Он подался вперёд, и лицо его практически уткнулось в моё. Знал, как давить, не просто вторгался в личное пространство, а пытался подавить волю. Видал я эти приколы.

— А кто сказал, будто Назару кто-то вломил? — спросил я и упёрся своим лбом в его лоб. — Но, даже если это и так, он сам за себя не может ответить? Вас подписывает?

Он ухмыльнулся.

— Ты реально дурак что ли? — отступил и легонько ткнул меня в дыхалку… Жан.

Точно. Жан Забелы, по прозвищу Князь! Цыган, поэтому такой чернявый. О нём говорили, что он дурь толкает. Раньше, пока я не задержался в девятом, мы учились в параллельных. Его небольшое досье из архива Серёжи Краснова промелькнуло перед глазами.

Тычок цели не достиг, я легко отбил его руку.

— О, фигасе! — скривился он в ироничной усмешке. — Вы видели? Крас крутым стал. Так что, Крас, макнуть тебя в дырку башкой?

— Не советую, Князь, — спокойно ответил я. — Я ведь глотку перегрызу.

Это заявление вызвало взрыв смеха у всех троих. Жан даже глаза вытер рукой. Лицо у него было тёмным, и глаза тоже тёмными, и губы. Худощавый и черноволосый, со злой физиономией. Прямо демон, а не человек. Скорее всего, своей внешности он и был обязан тем, что его многие боялись.

А ведь в классе пятом, кажется, я даже у него дома был на дне рождения. Родитель его устроил тогда крутейшую вечеринку. В памяти всплыл огромный и безвкусно обставленный дом из красного кирпича, где-то в Кировском.

И судя по тому, что Медуза даже слова не сказала, когда увидела, что Князь с дружками не на уроке, папа Князя имел серьёзный вес не только в среде цыганского сообщества…

— А правду сказали, что ты Мэта обломил? — не отставал он. — Он типа лавэ у тебя вымогал, и даже вломил, а ты его послал? Попашибу под глазом он тебе нарисовал?

— Ничего такого не слышал, — пожал я плечами.

— А я всегда говорил,