Главная проблема ректора космической академии - Алиса Линд

Я выхожу первой, ректор следом, берет меня за локоть и ведет по широкому коридору, залитому белым светом потолочных ламп, который бликует в хромированных деталях. По бокам неоном светятся доски с разной статистической информацией и показателями.

Ректор открывает мне дверь своего кабинета и пускает внутрь. Заходит следом и закрывает с пиканьем замка. Запирает нас вдвоем. В спине предательски тянет от одной лишь мысли, каким он бывает в сексе, но настроение совсем не располагает к этому. Щеки краснеют.

— Я готова дать объяснения, командор Крейт, — цежу сквозь зубы, остановившись перед пустым пока столом. Смотрю перед собой. Злюсь, если честно, на его ревность.

— Конечно, дашь, — почти севшим голосом говорит ректор и в одно движение срывает у меня из-под волос чип. — Начинай прямо сейчас.

24.

Я неуверенно тру затылок пальцами, а тело накрывает сокрушительная волна желания. Внизу живота как кипятком плеснули, спину тянет, дыхание мгновенно становится прерывистым. Я опираюсь руками о стол, ощущая слабость в бедрах, а ректор опускается в свое кресло с другой стороны.

В его глазах хищный голодный блеск, мешается со сгустившейся тьмой. Он хочет меня не меньше.

— Ч… что ты де-лаешь? — меня совсем крючит от нестерпимого желания. Оно как будто даже острее, чем я ощущала раньше. Какое-то дикое.

Похоть медленно заволакивает разум. Я сейчас на что угодно готова, лишь бы он вошел в меня. Но Таррел сдерживается, прищуривает маслянисто блестящие глаза.

Меня просто кроет. Тело само выгибается, прося овладеть собой. Я себе не принадлежу.

— Чувствуешь, Мелисса? — спрашивает Таррел хрипло. — Я усилил кровоток у тебя между ножек. Как ощущения?

— Ты издева-аешься! — бормочу я, переминаясь с ноги на ногу.

Мозг отчаянно требует сорвать с себя и с него одежду и уже самой напрыгнуть, сделать хоть что-то.

— Я всего лишь хочу, чтобы ты не флиртовала с преподавателями, — голос ректора скатывается до угрожающего рычания.

— Я не флиртовала! — выговариваю громче чем позволяют приличия.

Таррел встает, обходит стол и, остановившись рядом, ведет пальцами мне по спине, спускаясь с плеча. Даже это ни разу не сексуальное воздействие вызывает в моем мозгу всплеск эндорфинов и эстрогена. Между ног мокро, кожа пульсирует.

Моим телом управляет похоть, мозг становится сторонним наблюдателем. Я даже сама не знаю, как мне удается ловко извернуться, но я оказываюсь спиной к ректору и уже трусь попой о внушительный бугор на его штанах.

— А что это было, Мелисса? — спрашивает он на ухо с опасным спокойствием в сиплом голосе и, схватив меня чуть выше локтей, отстраняет от своего тела. Не дает снова прильнуть.

— Я тянула время! — выкрикиваю в сердцах, возбуждение уже становится болезненным. — И в мыслях не было флиртовать с этим… я забыла его имя.

Оно действительно напрочь выветрилось у меня из головы. Пытаюсь вспомнить, и не получается.

— Правда забыла, — будто самому себе констатирует Таррел и обхватив меня спереди, вжимает в свое тело. — И не вспоминай, Мелисса, — страстно рычит мне на ухо. — Я его уволил. Ты только моя. Поняла?

Киваю мелко. Возбуждение такой силы, что из глаз вот-вот слезы польются от жажды его реализовать. Меня отупляет яростная похоть.

Таррел толкает меня к своему столу и, надавливая на плечи, указывает на него лечь. Я облегченно выдыхаю. Наконец-то. Когда слуха касается звон пряжки ремня, все мои мысли сосредоточены на том, что сейчас произойдет.

Затем я ощущаю, как требовательные руки Таррела стягивают с меня форменные штаны с мокрыми трусиками и… о да! Он входит в меня. Я не успеваю ничего понять, как меня накрывает мощный оргазм. Тело крупно дрожит, ноги становятся как разваренные макароны, и только столешница, на которой я лежу животом, и Таррел, насадивший меня на член сзади, не дают упасть.

Кабинет меркнет и проясняется, перед глазами только что звезды не мелькают. Как же это хорошо. Как же это прекрасно! Боже, и это он только вошел! До какой же степени возбуждения он меня довел?

Таррел начинает двигаться, вызывая во мне новую волну желания, хотя старая ещё не отзвучала до конца.

— Ты. Только. Моя. — Он повторяет это снова и снова, перемежая слова толчками, но смысл плохо доходит до меня.

Мне настолько волшебно, что я едва не теряю связь с реальностью. Погружаюсь в океан непроходящей истомы, не считаю оргазмы.

Когда все заканчивается, и Таррел разбрызгивает горячую вязкую жидкость мне по ягодицам, а потом бережно вытирает и надевает обратно мою одежду, я едва не стекаю на пол полностью обессиленная. Таррел успевает меня поймать и перенести в одно из двух кресел у небольшого стола рядом с баром.

Там он аккуратно устраивает меня и лепит обратно под волосы мой чип. Я медленно прихожу в себя. Я даже не знаю, сколько это продлилось, полностью потеряла счет времени. И это было волшебно. Хочется сказать, что это лучше, чем оргазм, но возникает логическая нестыковка. Физически это был лучший секс в моей жизни а эмоционально…

Возбуждение спадает почти мгновенно, остается только остаточное физическое ощущение между ног от прилившей крови, но и оно постепенно сходит на нет. Я мутным взглядом нахожу ректора, который что-то читает на голографическом экране, а потом поворачивает голову ко мне.

Злость вспыхивает мгновенно и разрушительно. Я не способна ничего ему сделать, валяюсь распластанная как кисель, но молчать о том, что он скотина, я не стану.

— Если хочешь, чтобы я была твоей, — цежу, собрав все эмоциональные резервы. — Ты так больше никогда не сделаешь.

25. (Таррел)

Мелисса смотрит на меня затуманенным взглядом, едва фокусируя внимание. Да, сегодня я превзошел сам себя. В плохом смысле.

— Если хочешь, чтобы я была твоей, — произносит она с тяжелой интонацией. — Ты так больше никогда не сделаешь.

Я её понимаю и сам уже пожалел о том, что сделал. Я был в такой ярости, увидев её с Зейвилом, что мгновенно придумал план наказания. Для него — увольнение. Я расстался с ним ещё в той аудитории. Он и раньше приставал к курсанткам, но я закрывал глаза. Жалоб не было, а как инструктор он отлично себя показывал.

Но я могу закрыть глаза не на все. Зейвил перешел грань, покусившись на Мелиссу, и заплатил за это увольнением. Так будет с каждым, и