Кредо инквизитора - Алексей Михайлович Рутенбург

Мы взяли его под руки и направились к нашему новому дому. Лишь бы он смог. Он просто не может погибнуть так нелепо, так глупо. Вепрь, Вепрь.

***

Мы занесли Вепря в дом, положили на кровать, сняли с него одежду. Я забинтовал ему рану. Всё в крови, просто всё.

– Что делать-то? – в панике спрашивал я.

– Успокойся, – сказал Вепрь и глубоко вздохнул, откинув голову и шею немного назад, а затем резко вернув в исходное положение, после чего почти шёпотом сказал, – в моём столе. – Сглотнул, поднял руку и пальцем махнул в сторону своего столика, – там ножницы подходящие, – опять сглотнул. – Спирт… там же, – зажмурился. – Ох, зараза! Ножницы… обработать… и достань пулю…, – опять сглотнул, зажмурился. – Не вытащишь – мне крышка! Давай… в твоих… – зажмурился, вжался в кровать, – руках… моя никчёмная жизнь. – Расслабился и без сил придался объятьям боли.

Я кинулся к столу, стал выдвигать ящики, вытряхивать всё содержимое на стол, откидывать руками всё ненужное. Новый ящик… Опять та же процедура… Нашёл! Теперь спирт… Ну, где спирт у него хранится, я сразу узнал. А что такого? А вдруг захлестнёт депрессия в край. Надо же как-то расслабиться… Не так ли?

Промыл ножницы в спирте, руки промыл в нём же. Потом подошёл к Вепрю.

– Туда тоже надо? – Моё лицо скривилось в явном нежелании этого делать.

– Да…, – с трудом сказал Вепрь.

– Котёнок, ты должен удержать его! – Посмотрел я на мелкого.

Потом открыл пузырёк, поднёс к ране.

– Готовы? – Посмотрел на мелкого, затем на Вепря. – Блин, сука! С богом! – И начал вливать Вепрю рядом с раной спирт, но, как ни лей, эта адская жидкость попадала в саму рану, вызывая безумную боль. Он взвыл так, что у Котёнка моментом потекли слёзы. Взвыл так сильно, что по его протяжному, звериному стону было сразу понятно, что он чувствует. Я никогда не видел, чтобы человек так страдал… Это был рёв настоящего зверя, застрявшего в капкане, словно эта ловушка продолжает медленно пробивать ему мясо и кость. Его мышцы на спине свело так, что спина превратилась в скалу. Кричал, словно ему сверлили перфоратором лопатку. У него били слёзы из глаз, он сцепил зубы, на которых была видна ярко красная кровь. Ревел, словно его режут без наркоза. У меня от этого крика у самого слёзы пошли. Я чувствовал, что не могу причинять ему ещё больше боли, но, чтобы он выжил, я должен был провести его через все круги этого ада.

– Держи его! Крепче! – Через слёзы закричал я на Котёнка и начал ножницами входить в рану.

Вепрь забился на постели, у Котёнка не было сил его сдерживать. Из-за брыканий ножницы своими тупыми местами пробивали кожу. Кровь хлестала. Я не мог сконцентрироваться.

– Да выруби его или сядь сверху! Сделай что-нибудь! – Кричал я на Котёнка, который давясь своими соплями и слезами старался удержать бьющееся тело Вепря.

Я вытащил ножницы. Вроде немного утихло все. Открыл пузырь спирта и бахнул в себя глотка три, хороших, что мне аж прожгло всю глотку изнутри.

– Ты не сдохнешь, сука! Не сегодня! – Грозно крикнул я. – Готовы, мать вашу? Поехали! – Я снова полез в рану Вепря. И снова всё повторилось, в один момент от брыканий Вепря кровать просто провалилась, и я отпустил ножницы. Котёнок, сидевший на Вепре, как и сам Вепрь вместе с кроватью, рухнули вниз. Я упал на колени, взял ножницы через силу, разжал их, засунул глубоко в рану и начал на ощупь искать пулю. Я не мог найти её, а Вепрь бился и рычал. Из его рта била слюна и кровь вперемешку. С психу я начал сжимать ножницы сильнее и, нащупав что-то подходившее по ширине, резко выдернул. Вепрь продолжительно долго кричал. Я подбежал к свету и стал рассматривать, что же было зажато в ножницах, полил спиртом и увидел пулю. Я это сделал… Вепрь потихоньку успокаивался. Я его перебинтовал, дал ему глотнуть спирта, и он затих, впав в полуобморочное состояние. «A la guerre comme à la guerre», – с трудом произнёс Вепрь, смотря мне прямо в глаза, и потерял сознание. Это последнее, что я от него слышал.

Валясь от усталости, я подполз к своей подстилке и упал на неё. Котёнок уснул прямо возле кровати Вепря. Надеюсь, мы выиграли этот раунд у смерти.

***

Под Новый Год квартиры превращаются в разноцветные сказочные жилища. Только живут в них обычные люди. Каждый человек хочет хотя бы на секунду погрузиться в сказку; попробовать на вкус воздух на высоте птичьего полёта, но нестись при этом на своих крыльях; ощутить холод северного полюса, увидеть своими глазами Деда Мороза и потрогать его мягкий наряд. Почувствовать аромат леденящей свежести, исходящей от него, получить лично из его рук подарок, холод которого пронзает всё тело, и мурашки бегут, охватывая спину и грудь. Вздохнуть полной грудью, когда мороз обжигает её изнутри.

Люди знают, что он не придёт, но всё равно традиция, идущая с нами по жизни из детства, заставляет ставить и наряжать ёлку, вешать гирлянды, а некоторых – даже вешать носки в сочельник, наливать свежее, вкусное молоко и рядом с ним оставлять печенье.

В детстве нашими волшебниками были родители… Родители – они такие, они знают насколько необходимо как можно дольше верить в эту красивую сказку, поддерживать огонь в сердцах юных мечтателей и, одновременно, радовать малюток сладостями.

К сожалению, когда мы вырываемся из объятий детских фантазий, всё становится иначе… Кто-то в дальнейшем сам станет подобным волшебником, а кто-то столь светлый детский праздник просто перестаёт замечать.

***

Тяжелые армейские ботинки выбивают звонкий, быстро теряющийся шум. Каждый шаг… Их звон разбежался по узкому тёмному подъезду. Шаги остановились, и наступила полуночная тишина. Некий короткостриженый мужчина, хозяин этих ботинок, постучал в деревянную дверь и самоуверенно ждал. В ожидании он обратил внимание на то, что точка света, виднеющаяся в глазок квартиры, погасла, затем за дверью послышались металлические звуки, и её открыли. На пороге стоял высокий физически очень сильно развитый лысый мужчина со шрамом, затрагивающим горло и правую щеку, это был обезображивающий его след от клинка, пробежавшего по его физиономии сверху вниз и едва не забравшего жизнь. Громила был в кофте цвета хаки, в джинсах и с длинным ножом за поясом. Пришелец среднего роста, устремляя свой острый взгляд