Танец Клинков: Академия убийц - kv23 Иван

«Неправильно», — прошептала она, останавливаясь и хватаясь за станок.

Проблема была в намерении. Все её боевые техники строились на агрессии, на желании победить, на силе удара. Но «Последнее Па» требовало противоположного — не ярости, а спокойствия. Не разрушения, а принятия. Не войны, а печального прощания.

Она закрыла глаза, заставляя себя вспомнить. Не бои. Не тренировки. А сцену.

Большой театр. Последний спектакль перед терактом. «Лебединое озеро». Четвёртый акт. Одетта, отравленная предательством возлюбленного, танцует свой последний танец перед тем, как броситься в озеро. Это не был танец агонии или отчаяния. Это был танец освобождения — от боли, от обмана, от жизни, ставшей невыносимой.

Анна Королёва танцевала тогда не для публики. Она танцевала для самой Одетты — даря ей красоту в последние мгновения существования.

«Смерть как освобождение», — прошептала Анастасия, открывая глаза.

Она начала снова. Медленно. Плавно. Без единого резкого движения. Каждый шаг был прощанием. Каждый взмах руки — отпусканием. Только грация. Только печаль. Только красота перед концом.

Магические следы изменились. Они перестали резать воздух агрессивными линиями. Вместо этого они начали петь — тихую, едва слышимую мелодию прощания. Мелодию, которая не атаковала, а обволакивала, не причиняла боль, а успокаивала, парализуя волю, растворяя сопротивление, оставляя лишь способность созерцать красоту.

Эллада, наблюдавшая из дверного проёма, прошептала с благоговением и страхом:

— Это… это жутко. И прекрасно одновременно. Как смотреть на похороны под музыку Чайковского.

Анастасия открыла глаза. Вокруг неё кружились её призрачные двойники, их движения были абсолютно синхронны, как части единого целого. Воздух вибрировал от магии, но это не была агрессивная вибрация боя. Это была вибрация последнего вздоха.

«Последнее Па: Освобождение». Техника была готова.

Максим, стоявший рядом с Элладой, покачал головой:

— Если я когда-нибудь увижу, как ты танцуешь это для кого-то… я буду знать, что его время пришло.

Анастасия посмотрела на него, её лицо было серьёзным:

— Эту технику я применю только один раз. Для того, кто действительно заслуживает. Это не просто убийство. Это… приговор. Последнее, что они увидят, будет красота. Пусть хоть это останется с ними в смерти.

Возвращение в настоящее

Анастасия моргнула, возвращаясь в настоящее. Три ночи упорных тренировок. Три ночи поиска баланса между смертью и искусством. Три ночи превращения танца в приговор.

Теперь пришло время.

Она убрала кинжал обратно в ножны. Не для удара. Для танца.

Она начала двигаться.

Не атаковала. Танцевала.

«Последнее Па: Освобождение».

Её движения были медленными, плавными, абсолютно совершенными. Она начала с па-де-бурре — три шага на носках, такие лёгкие, что казалось, она не касается пола. Её призрачные двойники появились вокруг кровати, окружая барона кольцом серебристых теней.

Затем — арабеск. Она замерла на одной ноге, вторая вытянута назад, руки в идеальной линии. Магические следы, исходящие от её тела, начали вибрировать, создавая звук — не слышимый ушами, но ощутимый душой. Тихую, печальную мелодию прощания.

Барон зашевелился. Его храп прервался. Он открыл глаза — мутные, налитые кровью, сначала не понимающие, где он и что происходит.

Затем он увидел её.

Призрачную фигуру в лунном свете. Девушку в тёмной тунике, танцующую вокруг его кровати. Её силуэты множились, создавая иллюзию десятка танцовщиц, каждая двигалась с нечеловеческой грацией. Мелодия становилась громче, настойчивее, проникая в его разум, парализуя волю.

Он попытался закричать, но голос застрял в горле. Его тело отказывалось слушаться. Магия Анастасии окутала его невидимыми нитями, лишив способности двигаться, оставив лишь способность видеть и понимать.

Она подошла ближе. Её движения были частью танца — плавный переход из арабеска в гран-жете, короткий прыжок, приземление на носки прямо у изголовья кровати. Её лицо было спокойным, почти безмятежным. Не было ярости. Не было ненависти. Только холодная, кристальная решимость.

Она достала кинжал. Лезвие сияло, отражая лунный свет.

«Виктор Малахов», — её голос был тихим, но каждое слово падало как камень в тишину. — «Твой танец окончен. Мир больше не будет страдать от твоих рук. Это — твоё последнее па».

Он смотрел на неё, его глаза были широко раскрыты от ужаса. Впервые в жизни барон Виктор Малахов понял, что такое быть беспомощным. Что такое видеть свою смерть и не иметь возможности её предотвратить.

Анастасия подняла кинжал. Её движение было частью хореографии — изящный взмах руки, переходящий в точный, милосердный удар.

Одно движение. Прямо в сердце.

Барон задрожал. Его рот открылся, но из него не вышло ни звука. Кровь хлынула, окрашивая белые простыни в багровый цвет.

Последнее, что он видел перед тем, как тьма поглотила его, было её лицо. Прекрасное. Спокойное. Неумолимое. Красота была последним, что видел барон Виктор Малахов, убийца детей.

Анастасия вытащила кинжал, вытерла его о край простыни и вернула в ножны. Она стояла над телом ещё несколько секунд, глядя на то, что осталось от чудовища.

Она не чувствовала триумфа. Не чувствовала радости. Только… покой. Глубокий, тихий покой.

«Справедливость свершилась. Мир стал чуточку чище».

Они покинули поместье так же тихо, как вошли. Тревога была поднята только через час, когда слуга зашёл в покои барона с утренним кофе и обнаружил тело.

К тому времени троица уже была в Академии.

На Доске Контрактов вспыхнула надпись, видимая всем студентам:

«КОНТРАКТ УРОВНЯ B: ВЫПОЛНЕН. ЦЕЛЬ УСТРАНЕНА. КОМАНДА „СЛОМАННЫЕ КЛИНКИ". НАГРАДА: 200 БАЛЛОВ РЕЙТИНГА. ДОСТУП К АРХИВУ СРЕДНЕГО УРОВНЯ».

Студенты смотрели на надпись с изумлением и недоверием. Команда третьекурсников выполнила контракт, предназначенный для пятого курса. И это было не захват. Это было убийство.

Но Анастасия не обращала внимания на взгляды, шепотки, удивление. Она сидела в заброшенном балетном зале, её блокнот лежал перед ней на пыльном полу. Максим и Эллада сидели рядом, молча ожидая.

Она взяла перо и начала писать.

«Моральный кодекс Восьмой Школы:

1. Убивать только тех, кто заслуживает — преступников, тиранов, чудовищ, сеющих страдание.

2. Каждое убийство должно иметь цель — защита невинных, восстановление справедливости, очищение мира от зла.

3. Убийство как искусство — красиво, точно, милосердно к миру, но не к жертве.

4. Никогда не убивать невинных, детей, тех, кто может исправиться и измениться».

Она закончила писать и положила перо. Максим и Эллада склонились, читая через её плечо.

Максим нарушил тишину первым:

— Ты действительно веришь, что мы можем жить по этим правилам? — в его голосе была не насмешка, а искренний вопрос.

Анастасия посмотрела на него, затем на Элладу. Её глаза были спокойными, решительными.

— Мы должны, — ответила она. — Иначе мы ничем не лучше