Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

внутри самой Церкви породила в ней целый пласт священников, способных не только зубрить и отвечать по заученному, но и думать и не бояться изменений. Основательный доклад по возможному изменению языка, написанный князем, был не отринут сразу и с проклятиями, а принят к изучению и вызвал уже в церковной братии целый всплеск эмоций: от положительных до крайне отрицательных. Более того, в спор были тут же втянуты и иноземные специалисты, навроде того же Максима Грека, которые, будучи членами Церкви, в то же время были весьма образованными, особенно по меркам Руси, людьми. Но не всем из них понравилась подобная нападка на труд ромейских братьев-монахов, однако их резкое отрицание только подлило масло в огонь дискуссий, особенно в среде тех, кто считал, что только Русь и осталась нынче "чистой" хранительницей православия. Благодаря беседам с князем-попаданцем и организованным им же "сливам" различных фактов, таковых на Руси за последние годы стало очень и очень много. И нет, никто не умалял заслуг Ромейской державы, но "два убо Рима падоша, а третий стоит". А пали они, как известно, за грехи свои, так как изменили православию. А раз так, то не нынешним грекам русичам про русский язык объяснять.

В общем Церковь в этой реальности жила яркой, насыщенной жизнью, в которой никак не находилось место застою. И Андрей очень надеялся, что в его вопросе она встанет на нужную (то есть его) сторону. Ну а ответ он собирался получить, как вы понимаете, от своего бывшего отца-настоятеля, который всё сильнее и сильнее обрастал авторитетом в среде победивших нестяжателей и по взглядам князя вполне мог вскоре претендовать и на митрополичий клобук.

— Что сказать. Единого мнения всё так и нет, потому как митрополит и особенно старец Вассиан высказались резко против.

Андрей усмехнулся. Причины митрополита ему были неясны, а вот Вассиана он, как ему казалось, просчитал. Тот умел и часто вступал в разного рода прения, включая и письменные и, видимо, просто боялся, что не осилит новые правила написания и покажет себя в будущих баталиях этаким недоучкой, над которым начнут просто надсмехаться. И это было плохо, потому что вдвоём эти две старые глыбы могли пересилить и десяток молодых оппонентов.

— К тому же многих беспокоит, — продолжил Иуавелий, — не потеряется ли при новом начертании смысл в Священных текстах?

И это тоже было понятно Андрею. Что говорить, если даже в двадцать первом веке были люди (и в среде священников тоже) кто был резко против перевода Библии на современный русский язык. И это при том, что Церковь была отделена от государства, а подобных Библий уже было напечатано миллионы. Чертовски прав был Екклезиаст, написавший, что "нет ничего нового под солнцем".

— В общем, вопрос сей не прост и его решили вынести аж на Собор, — добил князя смоленский архиепископ. — Как и спор об арабских цифрах, которые, благодаря твоим школам, всё чаще заменяют собой русский счёт.

— Но ведь так занчительно удобней, — возмутился Андрей.

— Иногда твоё непонимание ситуации поражает меня куда больше, чем все твои находки и озарения, — со вздохом произнёс Иуавелий. — В этом ты сильно похож на своего батюшку, мир его праху.

Оба тут же перекрестились, повернувшись лицом к иконам, и немного помолчали.

— И когда состоится Собор?

— Я понимаю, почему тебя это интересует. Успокойся, не скоро. Слишком много вопросов накопилось в последнее время. К тому же и государь хочет вынести на него ряд предложений, дабы освятить свои задумки соборным уложением.

В голове у Андрея грянул набат. Это что, не Иван Грозный, а Василий Иванович решил встать во главе реформ и остаться в истории основателем Земского собора. Да нет, он для это излишне, скажем так, не трусоват, но опытен и осторожен. К тому же в иной истории понадобилось довольно прогрессивное, хотя и во многом спорное правление Елены-литвинки и "нулевой" семибоярщины в виде опекунского совета над малолетним Иваном, чтобы прийти к этому. Разумеется, те тенденции, что привели к реформам Избранной рады, уже просматривались в нынешнем обществе, но были ещё скорее первыми набросками, чем ярко выраженными желаниями людей. Хотя пилотный проект с внесословным судом в том же Новгороде вполне показывает, что и Василий Иванович не был лишён реформаторского духа. И всё же в истории он больше остался как человек, исповедующий здравую мысль "работает — не трогай, а то сломаешь".

Впрочем, он уже столько бабочек затоптал за эти годы, что вряд ли стоит чему-то удивляться. Одна Анна Пяст в роли русской императрицы это просто гигантское изменение истории. Кстати о птичках.

— А что слышно про лилии?

Острый взгляд архиепископа пронзил князя. Вообще-то это был очень опасный вопрос, который мог легко привести на плаху даже Рюриковича. Но первым его поднял не попаданец, а, как ни странно, Шигона-Поджогин. Почему? Понятно почему. Это при Василии Ивановиче он в силе, а вот при Андрее Ивановиче или, тем более при Юрии скорей всего попадёт в опалу. Потому что у обоих братьев царя были свои дворы и свои фавориты, которые придут в Кремль вместе со своими государями. Ведь Василий Иванович был уже далеко не молод, но наследников, кроме единственной дочери, пока не имел. И тогда все, кто сейчас пострадал от его деяний поспешат отыграться за свои страхи и унижения. Вот Шигона и поднял опасный вопрос о наследовании.

И именно тогда Андрей и произнёс знаменитую, благодаря в его прошлом-будущем книгам, фразу: "негоже лилиям прясть". Так якобы ответил один из советников, когда на пустующий трон Франции стали пророчить не короля, а королеву. С учётом древнего символа Рюриковичей, это прозвучало бы как "негоже соколу вышивать". С другой стороны, у Руси в истории уже была своя великая правительница — единая для всех ныне живущих Рюриковичей "прапрапра" и ещё раз множественные "пра" бабка, княжна Ольга. Которая вполне себе успешно замещала на троне погибшего мужа, пока не подрос сын, и воспитала внука, будущего Владимира Крестителя.

Так что вопрос этот был вполне сложный и без поддержки Церкви тут ловить было нечего.

— Этот вопрос ещё более не прост, — устало произнес архиепископ. — И, боюсь, тут Церковь будет больше на стороне традиции.

— Но ведь это именно Церковь уже однажды отринула традицию лествицы и признала право Калитичей наследовать великое княжение от отца к сыну.

— Мы не жиды, и род на Руси передаётся от отца к сыну, а не от матери к дочери, — вспылил Иуавелий. — Церковь признала право РОДА на власть. И в Роду остались Юрий и Андрей.