Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Расскажи об этом убитому священнику и его мертвому любчику?

Пламя ревело, пробивалось сквозь окна огромными языками, ползло к вывеске и вырезанному на ней Мамаю. «Под тысячей лезвий» была обречена: оставалось только наблюдать, как пожар превращает корчму в румянище.

Сквозь сероманцев прорвался какой-то подвыпивший мужчина.

- Иосиф босой! Мои лохмотья! — заорал бедняга и бросился внутрь.

Однако до двери не добрался, жар быстро отогнал его назад, и мужчина отчаянно огляделся.

— Чего вставали?! Тушите пожар!

– Зачем? - сказал кто-то. — Мы же ее разожгли.

– Пусть тебе греть! Мои лохмотья! Курва мать!

Потерпевший бросился на поджигателя. Менее чем через минуту избитого мужчину оттащили к колодцу приводить в чувство.

– Вы тоже этого хотите? — спросил одноглазый. — Не стоит рыцарям ссориться из-за скудного хлама. Отдайте его и идите с миром, братия.

— Тебе что сказали, глушь? – прошипел Игнат. - Никакого самосуда!

Раззявы, прибежавшие посмотреть на пожар, не знали, куда смотреть — то ли на умирающую корчму, то ли на ссору характерников.

От близкого жара ладони вспотели, хват ножей слаб. Филипп по очереди вытер ладони о штаны.

Давай разодраем глотку этому одноглазому.

– Вы на Севере воевали?

– Все там воевали, – ответил Северин.

— Так скажи мне, брат, разве мы за это дрались? Разве за это проклятие кровью подписывали? Разве за эту жизнь не знаем? Нет, порази меня гром! Не за это я потерял глаз! — предводителю поджигателей лопнуло терпение. — Отдайте хряка эфиопского, или возьмем сами!

– Не занимай, – спокойно ответил Северин.

Вот, подумал Филипп, сейчас все начнется. Количественное преимущество на стороне противников, четверо против двух десятков. Побьют, и побьют изрядно.

Мы с тобой стоим многих десятков!

- Псекрев! Вы что здесь устроили? – раздался знакомый голос.

Как Моисей, Ярема Яровой развел человеческое море и присоединился к старой шайке. За годы, прошедшие после их последней встречи, брат Малыш стал выше, коренастым и шире в плечах. Правда, похудел в брюхе.

- Что у тебя за пиявка на подбородке? — некстати захохотал Игнат.

— Борода, болван, — ласково ответил Ярема.

Шляхтич приветливо махнул друзьям, достал из-за череса ныряльщик и стал перед серомантом с повязкой на глазу.

– Вижу, ты здесь за атамана. Курень?

- Военные, - воспаленный глаз оценил нового игрока. – Кто спрашивает?

— Брат Малыш, он же Ярема Яровой. Объясните, какого черта вы подожгли корчму и не даете ее тушить.

— Испугать дедушкиным именем надумал, парень? Я есаул не боюсь, — одноглазый харкнул под ноги. — Корчму подожгли, чтобы выкурить оттуда сына, который боялся выйти, когда вежливо звали! Панство терпеливо ждало, но у страха духа не хватило взглянуть в глаза тем, кого он опозорил на весь Гетманат! Прячется за чужими спинами, а у самого жижи трясутся.

Буханевича действительно били дрожь, как в лихорадке.

— Что он сделал?

- А ты не слышал, брат? — сероманец показал саблей на трактирщика. - Это говно нераздавленное Серый Орден оболгало!

— Цепую книгу лжи нашкрябало! - подхватили из толпы.

- Что за книга?

Зачем мы их слушаем? Пора пролить кровь!

- Впервые слышишь? — усмехнулся одноглазый и передал Яреме книгу. – Посмотри, брат. Оставил одну именно для такой ситуации. Хотя хотелось сжечь ее, ох как хотелось! Едва сдержался. Тебе хорошо видно или добавить еще огоньку?

Палии захохотали. Шляхтич взял в руки большой том.

— «Летопись Серого Ордена: правдивые рассказы о оборотне и их преступлениях, выведанные и записанные Владимиром Буханевичем», — прочитал Ярема вслух.

— Читай громче, брат, — сероманец ткнул пальцем на защитников Буханевича. — А вы послушайте и скажите, стоит ли он вашей защиты!

Внутри корчмы что-то громко обрушилось. Скоро верхние этажи не выдержат, подумал Филипп. Огонь отвлекал и завораживал: будто большая купель — подходи и погружайся...

Снова ты о самоубийстве?

Очистка. Увольнение. Превращение. На пепел, на уголь... Углерод, стержень жизни. Разве его жалкое существование заслуживает слова «жизни»? Рядом стоят друзья, которые не подозревают об этом проклятом голосе в его голове... Майя ушла навсегда... Сколько еще медлить?

Позволь нам соединиться.

Не слушать, не слушать! Броситься в горнило, голос исчезнет, все вокруг тоже исчезнет... И наконец-то наступит тишина. И забвение. И покой.

Но ты этого не поделаешь.

- Варган, - Игнат толкнул его в плечо. — Что заклял?

Яровой читал вслух:

— «Характерщик ребенка ее взял и саблей на него замахнулся; «разрубаю младенца пополам, если не согласишься», с хищной улыбкой сказал, на слезы не помиловавшись; коленковала, вымаливала мать своего первенца у химородника; «я от тебя волка яростно отогнал, жизнь тебе спас, и сын твой джурою мне станет», отвечал на это серая и сверкал саблиной; «но ты сам был волком тем свирепым», причитала мать отчаянно; замахнулся характерник снова и лицо ярость исказила, потому что разгадала женщина его хитрость; «отдам, отдам, не руби только дитя мое», заголосила горопашная и поклялась святым крестом; повернул сероманец младенца, спрятал саблю за черед и рассмеялся; «Вернусь через десять лет и пойдет он со мной джурой, а когда забудешь это обещание, черная смерть заберет тебя и всю семью, вот моя воля колдовская», сказал характерник и опрокинулся на волка»... — на этом Ярема свернул книгу и гневно тряхнул гривой. — Что за чертовой бред?

Ты бы так не поступил, правда, Филипп?

— Бред, который сейчас по всем паланкам людям бесплатно раздают, — ответил одноглазый. - На площадях, на улицах, на рынках. Только до Буды не добрались, потому что здесь за такое на кол посадят!

- На кол его! — поддержали одноглазого многочисленными призывами.

— Выскребку доверил свою историю этому! А он ее извратил так, будто я малолетняя девчонка изнасиловал! — крикнул кто-то из поджигателей.

– Я такого не писал, – вдруг закричал Буханевич высоким голосом.

— За жопу свою испугался, лжет? Думал, что все пройдет?

– Я! Такого! Нет! Писал! — отчаянный восклик Владимира завис оборванной струной.

Корчмарь пошатнулся, но Филипп успел его подхватить: Владимир чуть не потерял сознание: надышался дыма, разволновался.

Брось его! Он гнусный разгильдяй.

— Годами уши прожужжал, как напечатает рассказы! Привлекал всех к себе! Интересной былью за крышу над головой расплатиться! – кричали характерники.

— Много тебе заплатили, Иуда? Тридцать сребренников, как и всем предателям?

— О твоем деде, брат, там тоже