Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

– Уши у тебя, как вареные раки, – развеселился Игнат. — А какого черта вы еще могли пожениться, черт возьми? Сбежались, разбежались, сбежались, разбежались... И вдруг свадьба! Вижу, что правда!

Северин потупился. Филипп с любопытством на него поглядывал, Ярема с хохотом хлопал в ладоши. А Игнат победоносно закрутил селедку вокруг уха и почувствовал милосердное снисхождение к побежденному.

— Не волнуйся, Щезник. У всех так было, у меня тоже. Бес с тобой! Простите, что разрешения не спросил, и благословение свое даю.

— Полегчало, — буркнул Северин с нескрываемым сарказмом.

Игнат этого не заметил.

— Первенцем должен быть сын, — разглагольствовал он авторитетно на правах единого семьянина. - Будущий характерник!

— Не уверен, что хочу волчьей тропы своему ребенку.

- Что за грязные? — уставился Игнат. – Сказал, как в воду пернул! Конечно, хочешь! Не мельником же ему быть с такими родителями!

– А твой в джуры пойдет? - спросил Филипп.

- Остап мой? Бигм! Через пять лет заберу к себе, как меня когда-то отец забрал. Эх, Щезник, жизнь течет! Теперь нас двое женатых будет!

Неожиданно встал Ярема:

— Ну, уж если об этом... Это будет трое женатых, — шляхтич элегантно поклонился, чего, как говорил Гнат, паничей учат с пеленок. — Имею честь пригласить уважаемое рыцарство на свадьбу брата Малыша, которое планируется следующей весной.

- О-го-го! Светлейший! — Игнат перевел подозрительный взгляд с Северина на шляхтича. — Вы сговорились... Ты тоже какой-то барышне пузо надул, Малыш?

- Подожду до первой брачной ночи, - ответил Ярема.

– Мы ее знаем? - спросил Филипп.

Шляхтич получил шейное украшение, внутри которого скрывался дагеротип изысканной барышни. Паша дома тоже имела такие портреты.

– Глаза как вишни в росе, – провозгласил Игнат одобрительный вердикт после придирчивого рассмотрения. — 3 лицо такое хрупкое... Сколько в ней пудов? Три?

- Где-то так.

— Не раздави в первую ночь, Малыш, ты весишь все тринадцать!

— Я вешу семь пудов.

— В амбаре у сундука, на белой перине — было крика и визга: задушил заяц лоска, — процитировал Игнат, играя бровями.

- Давно знакомы? – поинтересовался Северин.

— Пару раз встретились... — Ярема не пылал желанием делиться подробностями.

— Даже вместе не ложились, — покачал головой Игнат.

Иногда странность людей вокруг прямо на голову не налезала.

— Свадьба — не моя блажь, а замысел маменьки. Папа когда-то болтал, а она превратила его слова в настоящее завещание, — Ярема спрятал украшение и тут же понурылся. – Не будем об этом. Среди семей с гербами нечасто женятся на взаимной любви, поэтому я готов. Приглашение вы получили, только попробуйте не приехать.

Под гневные крики Мироси в комнату ввалился гость. На мгновение Игнат испугался, что это назначенец по его душу, но то оказался молодой человек с бандурой за спиной и полной кружкой пива в правой руке.

- Какие люди! — облегченно крикнул Игнат.

— Василий Матусевич, выдающийся кобзарь, чья слава гремит территориями Двухморского Союза! – поддержал Северин. — Озарил собственной персоной вечер серых нищих мугиров.

– Я уже подумал, что ты не придешь, – Ярема расчеснул медвежьи объятия.

– Ух, Мирося настоящая фурия! Пускать не хотела, мол, у господ характерников частная вечеринка! Но я сумел пробиться, – кобзарь поднял пиво. — Теперь ни тронь и цить на минутку.

С выражением неземного наслаждения он приложился к тормозу и опустошил его на три четверти длинным глотком.

— Первый глоток пива за день самый вкусный, — вдохновенно произнес Василий. — Ведь второй и другие после него всего лишь утоляют жажду... А первый глоток как первый поцелуй! Обладает свежестью и наслаждением, а его священное таинство — блаженная мистерия, дарованная грешникам самим Господом Богом и апостолами его пивоварнями, поэтому отвлекать человека от праздника его первого глотка пива за день — это большой грех.

— Аминь, — сказал Ярема.

— Сразу видно, кто здесь словами на жизнь зарабатывает,

— Игнат решил, что в остальные вечера будет разговаривать не менее высокопарно. - Истинный художник!

Яровой хруст был ребрами Матусевича, но истинный художник умело выбрался из тисков шляхетских объятий.

— Что вы здесь, лоботрясы? – кобзарь уселся за стол.

— Серпы свадебные косят спелые ряды одиночек, — ответил Игнат, гордясь молниеносно выдуманной метафорой. — Щезник, Малыш... Один только Варган останется свободным соколиком из нашей кумпании.

Филипп вздохнул и опустил глаза.

– А я его поддерживаю! Бандура - моя жена вовек, - Василий без приглашения набросился на остатки ужина.

– Ты с бандурой даже к ветру ходишь?

— После того, как у меня одну украли, я с этим не расстаюсь. А украли в первый же год! Это когда я сделал отклинщину, познакомился с вами и первую думу написал, — кобзарь с любопытством посмотрел на Северина. — Женишься на этой ведьме?

«О характернике и ведьме» стала одной из самых известных дум Матусевича, о чем он никогда не уставал напоминать при любом случае.

- Женюсь на характернице, которая тебе прутня отрежет, если при ней эту ведьму вспомнишь, - ответил Северин.

Игнат засмеялся, а Василий расстроился.

— Не унывай, тебя тоже приглашено. Что за свадьба без песен? - добавил Чернововк.

Кобзарь мигом расцвет и торопливо допил пиво.

— Буду за честь! Сыграю так, что на всю жизнь запомните! Но без ведьмского репертуара, конечно.

- Иначе прутня своего потеряешь, как колосок хрупкий под косой, - Игнат продолжал сверкать жемчугом красноречия, но почему-то застрял на теме жатвы. - Ну-ка по рюмке! Напьемся здесь, потому что в небе не дадут.

Ярема крякнул, поднял руку для крестного знамения, но только махнул ею и выпил.

- Прекрасная водочка, - объявил Василий. – Ох, друзья! Радуюсь нашей встрече! Как свободно дышится в Буде! Приехал и поет сердце... А вместе с ним могу здесь петь все, что вздумается.

– Тю! — Ярема смастерил несколькоэтажный бутерброд из всех наедок, которые были на подносе, и прежде чем споловинить его за раз, поинтересовался: — А раньше не мог?

– Если без шуток, то не мог, – ответил Матусевич. — На последнем цеховом собрании всем рекомендовали забыть репертуар о характерщиках, а особенно советовали забыть этот репертуар мне, потому что я известен друг Ордена и автор нескольких популярных сироманских дум. Я, конечно, на все эти советы наплевал и, как оказалось, зря. Немало афиш испортили срамными надписями