Князь поневоле. Потомок Ермака - Илья Городчиков

Глава 13

Сказать, что из кабинета старого дипломата я вышел удивленным — не сказать ничего. Мне показалось, что меня не просто огрели пыльным мешком, а с большим наслаждением колотили чем-то пудовым. Голова раскалывалась, и потому я присел у стены, стараясь хоть немного прийти в себя.

Никогда раньше мне не могла и прийти идея о том, что придётся вступить в брак по расчёту. Раньше мне всегда казалось, что подобные решения актуальны только для «ценных специалистов» из некогда союзных республик для того, чтобы получить гражданство. Теперь же я сам оказался в подобной сложной ситуации, оказавшись, фактически, на позиции товара.

Потерев лицо ладонями, откинувшись на спинку мягкого стула, я прикрыл глаза. Конечно, мне дали целую неделю на размышление, но лучше было бы дать ответ как можно быстрее. Фактически, я заключал очень сложную сделку — политическую и экономическую, — отказаться от которой в процессе договора у меня банально не получится. Если я дам своё согласие, то разорвать этот брак даже с точки зрения юриспруденции окажется очень проблематичным действием. Мало того, что каждый семейный разрыв среди высокородных людей будет очень активно обсуждаться высшим обществом, так и придётся отдать своей жене значительную часть собственного капитала, чего мне сильно не хотелось делать. Сейчас объёмы имеющегося у меня капитала и без того были крайне ограниченными.

С какой стороны ни посмотри, но сделка для меня окажется пусть и сложной, но выгодной. Я очень смутно запомнил свою предполагаемую будущую супругу, но имел относительно чёткое понимание того, какими богатствами обладал её отец. Конечно, никто не предоставил бы мне на блюдечке с голубой каёмочкой отчёты о доходах семьи Ливенов, но нефть уже сейчас была очень весомым товаром, даже учитывая, что двигатели внутреннего сгорания ещё не были распространены.

По самым скромным меркам, если проводить лёгкие и примерные расчёты, то семейство старого дипломата могло предоставить моему роду по меньшей мере полмиллиона рублей, а это в случае, если граф решит сильно сэкономить.

Я сидел в полумраке у высокого окна, свет от которого падал лишь от уличных фонарей. Хотелось хотя бы на время оказаться в стороне от шумного дворянского веселья. Официант принёс мне бокал, наполовину наполненный бургундским, который я принял, принявшись постепенно выпивать дорогостоящий импортный напиток. Даже блики от серебряных ободков многочисленных люстр не волновали меня. За спиной моей кружились пары, звенел смех, лилась натуральная музыка, но мысли летали где-то далеко — в размышлениях о сложных политических процессах и громадных промышленных комплексах, возводимых моей рукой.

От глубоких размышлений меня отвлекло лёгкое дуновение ветра, принёсшее запах тонких духов. Это была смесь жасмина, розы и чего-то неуловимого, свежего, как первый снег.

— Вы намеренно заняли самое тёмное место в этом доме, князь?

Голос звучал, как звонкий изысканный серебряный колокольчик. Он завлекал уши, заставлял отвлечься от дел, но не показывал большой глупой наивности, свойственной молодым девушкам из высшего сословия.

Я поднял глаза, отрываясь от густого бургундского вина, плещущегося внутри изящного хрустального бокала. Пред мной стояла Анна Ливен — единственная дочь графа.

Она была стройной, как молодая берёзка, в платье цвета тёмного ночного неба — тёмно-синем, усыпанном мелким средиземноморским жемчугом, будто яркими белыми звёздами. Густые тёмные волосы, собранные в сложную причёску при помощи заколок, оттеняли фарфоровую аристократическую бледность её кожи. Однако больше всего поражали глаза девицы — огромные, синие, как байкальский лёд в ясный день, и такие же холодные. Тонкие брови девушки были слегка приподняты. Не было понятно, собирается ли она бросить мне вызов или просто смотрит из любопытства. Ощущалось, что графская дочь была не такой простушкой, которая единственное, что желает сделать, так это удачно выйти замуж, построив крепкую семью, нарожать детей и постоянно участвовать в балах аристократии.

— Я просто размышлял, прекрасная графиня. — Я встал, прижав бокал к груди и вежливо склонив голову.

— Слишком серьёзное занятие для такого спокойного и хорошего вечера. — Графиня улыбнулась, но в улыбке не было тепла. Губы дочери Ливена были алыми, спелыми, как вишня.

Девушка протянула руку — узкую, в тёмной перчатке до аккуратного локтя. Я заметил блики от люстры, играющие на её дорогостоящих кольцах. Не тех, что дарят юным девушкам богатые мужчины, купившие их в ювелирных салонах. Украшения были старинными, с тёмными, но ещё более старыми камнями, будто откопанными в древних кладах.

— Вы приглашаете меня на танец? — удивлённо поднял бровь я.

— Я даю вам шанс спастись от скуки. — парировала девушка, но в глазах её промелькнуло нечто острое, будто графиня подозревала причину моих размышлений.

Я взял руку девушки, почувствовав под тонкой перчаткой холод пальцев. — Тогда не будем терять времени.

Музыканты заиграли вальс, и мы закружились в приятном танце. Прошлый хозяин моего тела имел очень неплохие навыки в танцах, но они не шли ни в какое сравнение с тем, какой мастерицей была графиня Ливен. Она танцевала так, словно была лучшей фехтовальщицей — точно, грациозно, с аккуратным расчётом. Её тело было гибким, но не мягким, каждый шаг отмерен, движения отточены.

— Вы удивительно легки, графиня. — заметил я, стараясь улыбаться как можно милее.

— А вы удивительно тяжелы, князь, — девушка слегка наклонила голову и озорно улыбнулась. — Мне всегда говорили, что молодой князь Ермаков прекрасен в танцах, но действительность оказалась несколько иной. Может быть, вы сегодня медлительны от бремени мыслей?

Музыка стихла, и девица выскользнула из моих рук так быстро, будто она была лишь мимолётной тенью, а не молодой графиней.

— До следующего танца, князь. Если, конечно, ваши мысли позволят вам танцевать.

Я, продолжая ощущать холодные прикосновения исчезнувшей среди танцующих Анны, отошёл к колонне, затянутой тёмным бархатом. Перехватив официанта, я вновь утяжелил свою руку полным вином бокалом. Не удалось мне сделать первого глотка, как мозг кольнуло понимание — за мной наблюдают.

Из-за тяжёлых занавесок ближайшего поворота появился молодой человек с бледным, словно выточенным из гипса лицом. Это был старший ребёнок графа — Пётр Ливен. Бледный, как лунный свет, в своём чёрном фраке он остановился в стороне от танцующих. Его тонкие пальцы нервно перебирали золотистое украшение с гербом их графского рода. К нему подошёл молчаливый человек, и вместе они отошли в сторону ещё дальше, стараясь как можно сильнее отдалиться от многочисленных гостей графского дома.

Я постарался копнуть в свои старые воспоминания прошлого хозяина тела, пытаясь вспомнить, где мог видеть странного собеседника графа. Вот только