Князь поневоле. Потомок Ермака - Илья Городчиков

прямо по центру кабака с большим круглым столом. Людей по одному внешнему виду я различал не столь хорошо, но достаточно хорошо успел поработать с военными, чтобы выделять их слёту даже из плотной толпы. Потому-то я легко смог обнаружить среди собравшейся компании бывшего солдата. Он узнавался по выправке и, очень даже может быть, кавалериста, поскольку спину держал ровной как струна. Перед ним стояла небольшая тарелка с закусками и стакан с чем-то мутным, едва опустошённым на треть.

Двое других подозрительных типов были в дорожных припыленных кафтанах, но с городскими манерами. Один из них что-то увлечённо чертил обломком карандаша на растрёпанном на столе листе. Попутно он делал пассы руками, показывал неизвестные фигуры, сопровождая ими своё объяснение. Похоже, что они были ключевыми фигурами за столом, тогда как оставшаяся часть группы всё больше молчала, а происходила из рабочего городского класса.

Я не обратил бы внимания на эту группу людей, если бы не одна из фигур. Этот человек казался мне знакомым. Со стороны он выглядел как обычный рабочий, но несколько раз он показал мне свои ладони, полностью лишённые привычных для них мозолей. Он иногда бросал в мою сторону взгляды, но всё больше старался слушать вещающих "городских". Я готов был дать руку на отсечение, что именно его я видел общающимся с наследником Ливенов, но тогда этот человек выглядел как представитель высшего света, тогда как сейчас определённо старался косить под рабочего. В отличие от остальных, он держал левую руку в области бедра, беря стакан в правую.

Кто он? Ответить на этот вопрос сейчас я не мог, но был практически уверен в том, что самым обычным гражданином он точно не был. Вот только он меня сильно напрягал. Казалось бы, встреча эта была совершенно случайной, но прошлые пару встреч сложно было назвать чем-то случайным. Если этот человек был способен входить в дома графов, то просто так сбрасывать его со счетов было нельзя.

Я отвернулся, перехватив взгляд этого странного человека. У меня складывалось чёткое ощущение того, что меня он узнает наверняка. Вокруг людей было много, но для внимательного человека не станет проблемой отгадать мою истинную личность.

Как только мне принесли тарелку, пышущую густыми облаками пара, то я принялся есть медленно, старательно пережёвывая и без того мягкую кашу. Я пытался хотя бы краем уха уловить разговоры вокруг. Двое старательно обсуждали, что появившийся в городе цыганский табор вновь принялся воровать из окрестных сёл животину, обманывать людей и пудрить мозги гаданиями. Выход крестьяне предлагали самый простой — самое стандартное насилие, бывшее едва ли не самым старым способом вариантом решения конфликтов. Не согласиться с их предложением было проблематично хотя бы из-за того, что даже в моё время отношения с этим восточным народом были в крайней степени напряжёнными. Другие несколько человек судачили о том, что цены на продукты в последнее время только и делают, что продолжают повышаться, несмотря на приближение лета, которое уже стучалось в дверь. Дескать, зима была слишком сложной, а потому многим переживание этого сезона очень сильно ударила по бюджету.

Неожиданно в корчму вошёл неизвестный человек. Дверь он открыл по-хозяйски, едва ли не выбивая её пинком, а сидящие за круглым столом разразились целой волной приветствий, жестами зазывая пришельца присоединиться к их небольшому застолью.

Пришедший был невысок, но плечист, с коренастой фигурой кузнеца, привыкшей носить тяжести. Рубаха из грубого холста, заправленная в широкий кожаный ремень, потёртый жизнью. Одежда обтягивала его мощный торс, а сапоги были затянутые в поношенные, но крепкие, с толстой подошвой, сапоги.

К компании людей человек подошёл неспеша, оценивающим взглядом окинув при этом зал. Глаза у него были тёмными, узкими, как щели в броневых листах. Взгляд же был тяжёлым настолько, словно на плечи положили по многокилограммовому бетонному блоку, прижимающему меня к земле своей тяжестью.

Мужчина шагал тяжело, но точно, словно отбивая ритм своими шагами металл. Поздоровавшись со всеми обитателями круглого стола, он сел на крепкий деревянный стул, жалобно скрипнувший под его недюжинным весом.

Мне показалось, что когда он садился, то пазуха его оттопырилась и на мгновение из-за ткани выскользнула крепкая рукоять широкого ножа, который определённо предназначался не для того, чтобы нарезать хлеба и колбаски, если, конечно, колбаса ещё не мёртвая и не бегает по двору весело похрюкивая.

Наличие ножа у этого человека заставило меня присмотреться к остальным. Оружие по законам было в свободном обращении, а потому не было совсем никаких проблем прийти в любой магазин с доказательством своего подданства российскому государю, да и купить себе пистолет или револьвер самых разных калибров, ценности и убойности. Единственное, что нельзя купить, так это полностью автоматическое оружие, но его в целом было не столь много. Единственное, что использовалось из автоматического вооружения, так это пулемёты, а ручного стрелкового автоматического вооружения очень сильно недостаёт. Даже полуавтоматические пистолеты были не самым частым товаром среди оружейных магазинов, большая часть продаж которых крутилась вокруг гладкоствольных ружей и многочисленных револьверов.

Я весь превратился в слух, стараясь не поворачивать головы и вслушиваться в любой звук, издаваемый компанией. Группа, которая только-только общалась на повышенных тонах, с прибытием незнакомца замолкла, понизив голоса сразу на несколько тонов. Всё внимание разнообразных знакомцев обратилось к этому коренастому мужчине, взглядами выпрашивая у него хотя бы слово.

— Новости? — голос принадлежал человеку, которого я встретил на графском приёме.

— Рабочие на Баженовском руднике копят злость, — через недолгую паузу ответил новоприбывший, неожиданно низким голосом, будто исходящим из трубы, простучав предварительно пальцами дробь по столешнице. — Поговаривают, что контора туда управляющего поставила нового. Дескать, из самой Москвы прибыл. Только дурости в нём многовато. Ведёт себя так, словно полторы сотни лет назад родился, когда слова бояр были законом.

— И что рабочую ненависть вызывает?

— Мало того, что управляющий новый самодур, которого поискать надо, так и к рабочим он едва ли не как к холопам относится. Только наш брат такого отношения уже не приемлет, — коренастый вздохнул. — Не давеча, чем пару дней назад, двоих в копях придавило. Балки на тех участках уж совсем старые были — часть погнила, часть от чиха порушиться простого была готова.

— А управляющий?

— Управляющий? Лебедев из той оравы идиотов, который и толики процесса не понимает. Говорит, что тела вытаскивать из-под завалов не собирается — дескать, сами виноваты. Только если их оттуда не достать, то скоро вовсе невозможно работать будет. Это не только не по-христиански, так