Восьмой район - Алиса Аве

Кассандра уже три недели разминалась в искусственной матке. Оно же еле заметно булькнуло в животе. Напомнило о себе, потребовало внимания. Разрушило идиллию спокойного дня навсегда! До меня дошло: во мне живет человек, которому никогда не стать частью общества. Я не смогу выводить ЭТО на лужайку у дома напротив Люсинды и ее сыночка. Не смогу отдать в школу, ее просто-напросто не возьмут, она будет отставать от детей – слабая и наверняка не отличающаяся интеллектом. Повзрослев, не сможет устроиться на работу по той же причине. Я останусь привязана к ней на всю ее жизнь. Стандартные дети долго не живут. В худшем раскладе – на всю мою жизнь…

Я не говорила с Калебом о брате, упомянула раз, и мы закрыли тему, потому что брат выбрал жизнь в Восьмом районе. Дэвисы не могут быть связаны с кем-то из Восьмого района. Но этого ребенка… с ней жить только там. Отказаться от нее я не имею права, участие в эксперименте запрещает, значит, меня отправят вместе с ней… И Калеба, и мою драгоценную Кассандру.

Я перевернулась, оттолкнулась от стены и полетела вниз. Прямо на гортензии. Животом. Я не допущу подобной судьбы для своей семьи!

Дом заверещал сигналом тревоги. Я лежала на поломанных цветах, время уносилось далеко вместе с едва ощутимым ароматом гортензий. Веки дрожали, я обратилась в поток, горячий, тягучий. Живот сжался, затвердел. Я почти не чувствовала поясницы, ног. Нос щекотали мягкие лепестки, они перестали менять цвет, застыли на ржаво-красном. Или это брызнула кровь из носа? Я смотрела на них, близких и далеких одновременно, вспоминала брата. Он как-то прислал фото, бумажное, потертое. На нем мальчишка лет трех с волосами, похожими на эти лепестки: красноватыми, рыже-медными. «Это твой племянник. Его звали Тим». Дети в Восьмом районе не жили долго и счастливо.

– Анита, – вдруг поняла я. Я убила девочку, которую звали бы Анита. Уверена, что у нее были бы именно такие волосы.

Живот охватило огнем. Саманта бежала ко мне. Чертова Саманта… Спасибо…

– Живи, – прошептала я…

– Живи! – вскрикнула я вместе с Карен, планшет погас.

Я не могла успокоиться, слезы катились ручьями. Я лежала в темноте опустевшая, мысли вытекли со слезами. Стиратели явились примерно через два часа, проверили пульс, посветили в глаза. Их удовлетворили слезы.

– Твое наказание окончено. Мы можем проводить тебя для вечерних гигиенических процедур.

– Отведите меня в отсек, если позволено.

Ноги не слушались. Планшет нес один из Стирателей. Я не могла понять Карен, не могла понять мира, что мне открывался. Кто же впихнул эту папку в мой планшет? Кто отмеряет, что мне узнать?

В спальне я давилась плачем. Кто-то еще всхлипывал в темноте, все мы здесь, как Карен, одинокие и балансирующие на краю смерти. Я почти уснула, когда чужие всхлипы приблизились.

– Верни. – Кью сдернула с меня покрывало, села на край кровати. Зеленый свет от ночного освещения придавал ей болезненный вид. – Прости меня и верни!

– О чем ты? – Я потерла глаза, ни к чему ей видеть мою слабость.

– Я не могу. – Она закрыла рот рукой и снова всхлипнула.

– Кью, что случилось? Я после карцера совсем без сил. Чего ты хочешь?

– Я не могу. Я знаю, это ты сделала. Верни.

– Кью…

Кью приблизилась ко мне, нос к носу.

– Твоя Магда мечтает о платье в цветочек, держится за эту мысль и поэтому до сих пор жива. – Кью указала пальцем вверх, имея в виду лабораторию. – Демон хочет кого-то побить, прямо сейчас, неважно кого. Святая Эн боится обмочиться каждый раз при входе в Пирамиду, сейчас как раз лежит и думает об этом. Та вот хочет к мамочке, – Кью тыкнула пальцем в полумрак, – все пытается понять, что же она сделала не так. Вот ту изнасиловал Стиратель, их ограничивают в связях так же, как и нас, а у него кровь кипит, он об этом постоянно думает. Пока ты прохлаждалась в карцере, он обещал выбить ей глаз, если она станет кричать. Наш занудный учитель мечтает о личной встрече с Лидером. Он нас ненавидит, хочет выхватить у Стирателей оружие и убить тупых детей. И все они, – Кью опять ткнула в темноту спальни, – боятся, что не смогут выдать результат.

– Зачем ты мне это говоришь? – Я пыталась отстраниться от Кью, но она подвигалась ближе.

Губы ее дрожали.

– Я не знаю, как ты это делаешь, Х-011, но верни мои способности!

– Я ничего с тобой не делала! – Я вырвала у нее одеяло.

– «Больше у тебя не получится»… Ты так сказала!

– И что? Кью, слезь, пожалуйста! Кью!

Она сползла с кровати и встала на колени.

– Я тебя прошу, верни!

– Что ты творишь? Встань! Я не понимаю, о чем ты, честное слово. Пожалуйста, поднимись! Иди спать, ты устала или… или заболела?!

– Я не могу читать твои мысли. Ты вошла, я попробовала и не смогла.

Я тянула ее подняться, но при этих словах остановилась. Холодное ликование укололо сердце. Секрету Карен, моему секрету, больше ничего не угрожало.

– И все? Ты читаешь мысли любого, а мои нет? И тебя это тревожит? Я бы на твоем месте радовалась, после моей песенки особенно. – Я улеглась и накрылась покрывалом. Со мной творилось нечто странное, проснулось непривычное, чуждое ощущение покоя и удовлетворения. Кью дергала и трясла меня, я молчала.

– Мне надо, одиннадцатая, очень надо!

– Почему? – бросила я из-под одеяла.

– Потому что… потому что…

– Жаль. Ты не можешь ответить, а я не могу вернуть то, чего не забирала.

– Они меня накажут, ликвидируют. Неужели тебе плевать?

– Из-за одного человека тебя не ликвидируют, я уверена. К тому же я в конце списка, неудачница, не волнуйся из-за пустяка.

Кью перестала всхлипывать, повисла тяжелая тишина, буквально придавившая меня под покрывалом.

– Я тебе отомщу, обещаю, – сказала она наконец. – Найду способ.

Она двигалась бесшумно. Я же осталась лежать. Сон не шел. Кью непременно отомстит. Что со мной произошло? Первый раз я не прониклась чужим несчастьем. «Видишь, мама, я не бросилась помогать! Не такая уж я глупая!» Хотя как я могла помочь Кью? Как вообще у меня получилось лишить ее способности проникать в мой мозг? «Больше у тебя не получится», – сказала я. Мало ли что я сказала? Может, у нее временное помутнение?

Удовлетворение сжимало мне горло, я спустила ноги, хотела пойти к Кью, но легла