Адмирал Империи – 57 - Дмитрий Николаевич Коровников

Линкор «Петропавловск», флагман Тихоокеанского флота, гордость ВКС Империи превратился в мертвый, искореженный остов за считанные секунды.

Граф Шереметьев, командующий объединенным флотом, погиб мгновенно — испарился в первую микросекунду взрыва, не почувствовав боли. Вместе с ним ушли все, кто находился на мостике. Десятки офицеров, в том числе и полковник Бахметьев.

Весь штаб Тихоокеанского космофлота. Одним взрывом…

Глава 15

Место действия: звездная система HD 30909, созвездие «Ориона».

Национальное название: «Сураж» — сектор Российской Империи.

Нынешний статус: спорная территория.

Точка пространства: резиденция императора Ивана.

Дата: 14 августа 2215 года.

В подземном бункере императорской резиденции на главном экране медленно гасла энергетическая сигнатура линкора «Петропавловск», превращаясь из яркого пятна в тусклую, остывающую точку. Обломки дрейфовали в космосе — все, что осталось от гордого корабля и сотен людей, которые служили на нем. Адмирал Шереметьев мертв.

Лицо Густава Адольфовича Гинце было спокойным, почти безмятежным, но руки, сжимающие край панели, дрожали — мелко, почти незаметно, но он чувствовал эту дрожь и не мог остановить. В глубине души, там, куда он старался не заглядывать, шептал голос: «Ты убил их. Сотни людей».

Но другой голос, холодный и рациональный, отвечал: «Ты спас десятки тысяч и… императора. Сделал то, что было необходимо».

Рядом с профессором, в нескольких шагах от консоли, стояли две фигуры, которые не должны были существовать, если верить тому, что видели камеры резиденции несколько часов назад. Император Иван Константинович Романов — настоящий, живой, восьмилетний мальчик с усталым, слишком взрослым лицом. И его сестра, княжна Таисия Константиновна — та самая женщина, что «погибла» от гранаты спецназа, прикрывая собой дверь императорских покоев.

Тася смотрела на экран, где все еще транслировались последние записи с камер безопасности резиденции — тело в изорванном кителе, неподвижное на мраморном полу в луже крови. Ее двойник. Ее андроид-копия, созданная инженерами корпорации Гинце. Ее смерть, которая не была настоящей, но выглядела настолько реальной, что даже сейчас, глядя на эти кадры, она чувствовала странную, необъяснимую боль. Словно часть ее действительно умерла там, в том коридоре.

— Она двигалась и дралась как я, — воскликнула княжна, и голос дрожал от смеси эмоций, которые было трудно разобрать. — До последнего. Не отступила ни на шаг. Умерла, защищая брата. Как умерла бы и я.

Профессор Гинце повернулся к ней. Его старое лицо было измождено усталостью последних дней — дней подготовки, планирования, создания того, что должно было обмануть их врагов.

— Андроид был запрограммирован на ваши реакции, Ваше Высочество, — произнес он. — Я скопировал не просто внешность. Не просто манеры или голос. Я скопировал то, как вы думаете. Как принимаете решения. Каждый ваш инстинкт, каждое движение души. Когда пришло время защищать императора, она действительно сделала именно то, что сделали бы вы. Потому что в тот момент она была вами. Полностью и абсолютно.

Таисия закрыла глаза, пытаясь совладать с чувствами. Странное, раздирающее ощущение — смотреть на собственную героическую смерть со стороны. Знать, что люди оплакивают тебя, думая, что ты отдала жизнь за брата. А ты стоишь здесь, живая, и чувствуешь…

— Густав Адольфович, — она открыла глаза и посмотрела на Гинце, и во взгляде была мольба о понимании, — я должна… я должна сказать вам кое-что. Извиниться. За то, что думала о вас… плохо. За то, что наговорила брату.

Гинце поднял руку, останавливая ее, но Таисия продолжила, слова вырывались наружу, словно нарыв, который нужно было вскрыть:

— Я подозревала вас. Думала, что вы предатель. Настаивала перед Иваном, что вас нужно арестовать, судить, может быть даже… — голос ее сорвался, — казнить. Но, я слышала, как вы общались с голограммой Грауса… Я думала, что вы предали нас. Предали императора. И я ненавидела вас за это в тот момент. Я боялась, что вы погубите брата. Что из-за вас мы проиграем.

Она сделала шаг вперед, и в ее движении была отчаянная решимость человека, который должен выговориться до конца:

— А вы все это время… вы рисковали жизнью. Играли в опаснейшую игру, где одна ошибка стоила бы вам всего. Оказывается, вы спасали нас, а я думала, что губите. Густав Адольфович, — она прильнула к старику и обняла его, и этот жест был полон искренности, без малейшей театральности, — пожалуйста, простите меня. За недоверие. За подозрения. За то, что я была слепой глупой женщиной, которая не видела правды.

Гинце смотрел на нее сверху вниз, и на его лице мелькали эмоции — смущение, печаль, что-то похожее на боль. Он осторожно взял ее руки в свои.

— Таисия Константиновна, — произнес профессор, и в его голосе была искренняя теплота, — Вам не за что извиняться.

— Но я…

— Вы были правы, подозревая меня, — мягко перебил он. — Я специально создавал эту видимость предательства. Вел переговоры с первым министром Грауса на виду. Более того передавал нашим врагам информацию — часть настоящую, часть ложную. Оставлял следы, которые вы могли найти. Потому что если бы вы не сомневались во мне, если бы ваше недоверие не было настоящим, искренним, то враг тоже не поверил бы.

Он сжал ее руки крепче, заставляя посмотреть ему в глаза:

— Ваши подозрения были частью плана, Ваше Высочество. Вашей роли в этой операции. Вы должны были не доверять мне. Должны были требовать моего ареста перед императором. Потому что противник за нами все это время наблюдал. Его агенты и камеры отслеживали все. И когда они видели, что сестра императора открыто называет меня предателем, что она настаивает на моем аресте, они думали: что нашли крота в ставке Ивана. Вот она, трещина, которой можно воспользоваться. Профессор Гинце действительно на нашей стороне.

Таисия смотрела на него широко раскрытыми глазами, и в них медленно проступало понимание всей сложности той игры, которую вел этот человек.

— Вы использовали мои подозрения как прикрытие, — прошептала она. — Мое недоверие как доказательство вашего предательства. А на самом деле… О, вы снова удивляете меня, Густав Адольфович!

— На самом деле я никогда не предавал императора, — закончил Гинце, снисходительно, улыбнувшись. — Только делал вид. Играл роль. И вы мне помогли сыграть ее убедительно.

— Моя дорогая, — продолжил профессор, — то это я должен извиниться перед вами. За то, что не сказал правды. За то, что позволил вам мучиться подозрениями. За то, что заставил вас думать обо мне плохо и переживать за наше дело. Это было жестоко с моей стороны. Но, как вы