Адмирал Империи – 57 - Дмитрий Николаевич Коровников

— Не дадим им, — отрезал Пегов. — Приготовьтесь стянуть свой «фланг». Пусть думают, что прорываются, а мы их обхватим с боков.

— Понял! Хорошая идея, Арсений!

Корабли балтийцев начали медленное, почти незаметное для врага движение. Центр каре чуть ослаб, создавая иллюзию уязвимости. Фланги, наоборот, уплотнились, готовясь к охватывающему маневру.

И Нарочницкий клюнул на приманку, а может, видел, но был уверен в собственных силах. Ударный «конус» тихоокеанцев — двадцать с лишним кораблей, собранные в острую стрелу — устремился прямо в центр обороны двух дивизий Балтийского космического флота.

— Держитесь! — воскликнули одновременно Пегов и Гревс в общий канал связи, обращаясь к экипажам нескольких кораблей, стоящих в центре на пути этой армады. — Ребята — держаться любой ценой! Фланговым группам — приготовиться к охвату!

То, что началось дальше, можно было назвать бойней. «Клин» врезался в центр построения балтийцев с чудовищной силой. Плазменные залпы с обеих сторон превратили пространство в ад из огня и взрывов, но сейчас не они были самой разрушительной силой. Корабли сталкивались, таранили друг друга, взрывались, горели, разваливались на части.

Линкор «Лесное» из дивизии Гревса, державший центральную позицию, принял на себя удар сразу трех вражеских линкоров одновременно. Его корпус продержался всего пару минут, получив в нос и две кормы три одновременных удара, затем он начал раскалываться. Плазменные заряды средних калибров тут же изрешетили его внутренние отсеки, превратив гордый корабль в дымящиеся руины. Но даже умирая, «Лесное» продолжал стрелять из уцелевших орудий, пока детонация главного реактора не разорвала его на куски.

Тяжелый крейсер «Святой Александр» из той же 18-ой дивизии попытался прикрыть своего товарища и попал под концентрированный огонь полудюжины вражеских кораблей. Он держался десять минут — вечность по меркам предыдущего боя. Его щиты гасли и включались вновь, орудия стреляли до последнего, его экипаж боролся с пожарами и пробоинами с отчаянной храбростью. Когда «Святой Александр» наконец взорвался, половина его экипажа уже была мертва.

Но и тихоокеанцы несли существенные потери. «Фланги» балтийцев все-таки сомкнулись, как челюсти капкана, обхватывая вклинившегося противника с двух сторон. Корабли Нарочницкого оказались под перекрестным огнем, и их преимущество в числе резко упало.

— Мы давим их! — Гревс кричал в канал связи, и в его голосе впервые за весь день прозвучали нотки надежды. — Давим, черт возьми!

Пегов не отвечал. Он смотрел на тактический дисплей и считал. Двенадцать кораблей уничтоженными и выведенными из строя потеряли балтийцы с начала боя. Двенадцать экипажей, тысячи людей, сотни семей, которые получат похоронки. Но и противник потерял не меньше — может быть, даже чуть больше, благо помогли ракеты. Красные метки исчезнувших вражеских кораблей усеивали экран, как кровавые лепестки.

И вдруг — так же внезапно, как началось — все кончилось. Клин наступающей 7-ой «линейной», прорвав центр, вместо того, чтобы развернуться и ударить в «тыл», начал отступление. Медленно, организованно, прикрываясь огнем арьергарда, но отступление.

— Они уходят! — офицер слежения не верил своим глазам. — Противник отступает!

— Не преследовать! — немедленно приказал Пегов. — Всем кораблям сохранять позиции! Это может быть ловушка!

Но это не была ловушка. Нарочницкий действительно отступал, уводя свои корабли за пределы эффективной дальности орудий балтийцев. Первая волна атака провалилась…

* * *

— Доклад о потерях, — голос Глеба Шереметьева звучал ровно, почти безразлично, но офицеры на мостике знали графа достаточно долго, чтобы распознать скрытую и растущую внутри ярость.

— Четырнадцать кораблей уничтожено, — капитан Морозов читал с планшета, и его голос заметно задрожал. — Еще восемнадцать получили повреждения различной степени тяжести. Семь из них требуют срочного ремонта и выведены из строя до завершения восстановительных работ.

Четырнадцать уничтоженных. Семь выведенных из строя. Двадцать один корабль за один двухчасовой бой.

— Потери противника? — спросил Шереметьев.

— Согласно данным сканирования, балтийцы потеряли двенадцать кораблей уничтоженными, — Морозов сделал паузу. — Еще пять получили серьезные повреждения.

Двенадцать против четырнадцати. Почти паритет. Граф медленно выдохнул. Он ожидал прорвать оборону малой кровью, рассчитывая на численное превосходство и деморализацию противника после вчерашнего поражения. Но балтийцы дрались как львы, превратив каждый километр пространства в кровавое месиво.

— Господин адмирал, — осторожно подал голос Морозов, — может быть, стоит дать дивизии передышку? Экипажи устали, многие корабли требуют ремонта…

— Нет, — отрезал Шереметьев. — У нас нет времени на передышку. Готовьте 7-ю «линейную» ко второй атаке.

— Но господин адмирал…

— Я сказал: готовьте дивизию к атаке! — граф повернулся к своему капитану, и тот отшатнулся от ярости в глазах командующего. — Новое построение. Откажемся от «клина», используем фронтальную «линию». Давить массой по всему фронту одновременно. Не дадим им сконцентрировать огонь ракет на плотном построении.

Морозов кивнул и поспешил отдавать распоряжения. Шереметьев же вернулся к созерцанию тактической карты. Балтийцы держались. Держались упорно, умело, профессионально. Но сколько они еще продержатся? Два навала? Три? Рано или поздно их оборона рухнет. Это была простая математика — и граф всегда был силен в математике…

Вторая атака началась через сорок минут после окончания первой. На этот раз Шереметьев изменил тактику. Вместо концентрированного удара по центру он развернул свои корабли широким фронтом, пытаясь давить на всю линию обороны балтийцев одновременно.

И снова космос заполнился вспышками плазменных залпов. И снова корабли горели, взрывались, разваливались на части. И снова обе стороны несли потери, которые заставили бы любого нормального командующего остановить наступление и отступить.

Но Шереметьев не был нормальным командующим. Он был аристократом старой школы, для которого понятие долга стояло выше понятия гуманности. Он вел своих людей вперед, несмотря на потери, несмотря на отчаянное сопротивление, несмотря на то, что каждая минута боя стоила десятков жизней.

Контр-адмирал Нарочницкий, чудом выживший в первой атаке, вел приданную ему дивизию и в том числе свой израненный «Варяг» в новый бой с выражением обреченности на лице. Его корабль держался на честном слове — щиты истощены до критического минимума, три орудийные башни выведены из строя, пожары сразу в двенадцати отсеках. Но приказ есть приказ.

— В атаку! — прохрипел он в канал связи дивизии, и его голос звучал как приговор.

«Линия» тихоокеанцев двинулась вперед. Сорок три корабля — все, что осталось боеспособным после первого удара — против примерно сорока защитников. Вроде как один к одному. Но, общие характеристики кораблей Гревса и Пегова были в сравнении с наступающими практически на нуле. По всем учебникам тактики это должно было гарантировать победу.

Но, судя по всему, господа балтийцы не читали учебников. Или читали, но решили на них плевать. Они держались с отчаянной храбростью обреченных,