Адмирал Империи – 57 - Дмитрий Николаевич Коровников

изрешеченные, еле держащиеся. Они прижались друг и другу, где каждый корабль прикрывал соседа, создавая плотную стену остатков энергощитов и брони. Адмиралы Пегов и Гревс, который к счастью для своих подчиненных, оказывается, выжил на своем линкоре '«Не тронь меня», готовились умереть и продать свои жизни дорого.

Суровцев смотрел на это «каре» и почувствовал что-то похожее на уважение. Они знали, что проиграли и конечно же не продержатся до подхода Василькова. Тем не менее, не сдавались. Стояли. Дрались. Именно так, как он сам бы дрался бы на их месте.

Но помимо уважения к противнику в голове Суровцева была и другая мысль, темная, мстительная, которая поднималась из глубины души:

«Командующий Тихоокеанским флотом своими приказами сильно проредил мою эскадру в первом сражении. Бросил нас на убой. Он использовал моих людей как расходный материал, а сам отсиживался в резерве. Конечно, сегодня он попытался реабилитироваться, чтобы не быть обвиненным в этом, и первым ввел в сражение свою дивизию. Но… Теперь он мертв, а я должен снова вести свои корабли на смерть? Ради чего? Ради славы его космофлота, которого, судя по тому, что Васильков с своими двумя дивизиями уже на подходе, и вовсе больше не существует? Ради командующего, который погиб по собственной глупости?»

Мстительное чувство росло, наполняло грудь молодого адмирала горячим ядом. Суровцев для успокоения своей совести даже принялся вспоминать лица капитанов кораблей, которые не вернулись из первой атаки.

«Я не должен им ничего, — шептал голос внутри Валериана, когда он следил на карте за действиями остатков дивизии Нарочницкого. — Через три часа корабли Зиминой и Хромцовой набросятся на меня с „тыла“. Успею ли я добить к этому времени упрямых балтийцев? Вполне возможно… Успею ли я захватить настоящего императора, а не очередную ходячую бомбу в его обличии? Тут я уже не уверен, мальчишка со своей сестрой могут спрятаться на Сураже так, что их и за месяц не найдешь. А без них в качестве заложников выстоять против приближающихся на „форсаже“ кораблей Василькова я, судя по характеристикам моих и его вымпелов, не сумею. Поэтому я как командир должен, прежде всего, думать, как спасти вверенное мне подразделение… Нет. Я не обязан умирать за мертвого командующего и пытаться выиграть проигранную Шереметьевым битву».

— Господин контр-адмирал! — добил его оператор, — Дивизии контр-адмирала Василькова, Зиминой и Хромцовой увеличили скорость до шестнадцати единиц! Расчетное время прибытия…

— Я не слепой, лейтенант, вижу, — перебил его Валериан Николаевич, смотря на таймер.

Суровцев почувствовал, как холод пополз по спине. Раньше. Они прибудут еще раньше. Словно этот чертов Васильков знал, что нужно ударить как можно скорее, когда тихоокеанцы в шоке, без командования, в полном хаосе.

Суровцев понял: если он не примет решение сейчас, в эту секунду, то через минуту будет поздно. Его эскадра еще не втянута в бой глубоко. Еще может выйти. Еще может уйти. Но нужно решать немедленно.

«Что я выбираю? — спросил он себя. — Остаться и умереть вместе с флотом, который предал меня? Или уйти и спасти хотя бы своих людей?»

Ответ пришел мгновенно, четко, безжалостно.

— Передайте всем кораблям эскадры «золотых крейсеров», — произнес Валериан Николаевич, и голос был твердым, несмотря на то, что внутри все клокотало от ярости и боли. — Немедленно прекратить огонь. Выйти из сектора боя. Следовать за флагманом. Далее — готовиться к переходу в подпространство.

На мостике воцарилась оглушительная тишина. Офицеры замерли, уставившись на своего командующего. Старший помощник сделал шаг вперед, и на его лице читалось потрясение:

— Господин контр-адмирал… вы приказываете отступить? Но остальной флот… если мы уйдем, они останутся без поддержки. Без прикрытия фланга. Противник раздавит их. Это…

— Это единственный способ спасти хоть кого-то, — резко перебил Суровцев, и в его голосе прорезалась сталь. — Посмотрите на экран, капитан! Посмотрите, что там происходит! Флот дезорганизован. Если мы останемся, это будет не сражение — это будет резня. Мы все умрем. Все. И моя эскадра тоже. А я не собираюсь отдавать своих людей, вас в том числе, на заклание ради посмертной славы того, кто сутки назад использовал нас как пушечное мясо!

Он развернулся к офицеру связи, и его взгляд был жестким, не терпящим возражений:

— Передать приказ! Всем кораблям! Выполнять!

Офицер связи колебался секунду — видимо, в его голове боролись долг и инстинкт самосохранения. Потом он кивнул и начал передавать приказ.

Голос Валериана Николаевича разнесся по всем каналам связи эскадры «золотых» крейсеров:

— Всем кораблям эскадры. Приказываю немедленно прекратить огонь и выйти из боя. Следовать за флагманом к судам-генераторам. По выходу — готовиться к переходу в подпространство. Координаты передаются на ваши навигационные системы. Командующий Шереметьев погиб. Штаб тихоокеанцев полостью уничтожен. Флот обезглавлен. Подкрепления противника прибыли в сектор и скоро нас атакуют. Дальнейшее сопротивление считаю бессмысленным. Спасайте свои корабли и экипажи. Это приказ. Контр-адмирал Суровцев.

Примерно сорок пять крейсеров его эскадры начали разворот. Медленно, словно нехотя, они отходили от линии боя, оставляя остальные корабли Тихоокеанского флота один на один с балтийцами. Капитаны кораблей Тихоокеанского флота немедленно попытались выйти на связь — кричали, требовали объяснений, обвиняли в предательстве. Но Суровцев приказал заблокировать их частоты. Он не хотел их слушать. Не хотел оправдываться, потому, что уже сделал свой выбор…

…В тот момент, когда последний вымпел эскадры Суровцева выползал из простреливаемого сектора, пристраиваясь к походной колонне, на мостике линейного крейсера «Полтава» вице-адмирал Арсений Павлович Пегов стоял перед тактической картой и не верил своим глазам. Он видел, как эскадра «золотых крейсеров» разворачивается. Видел, как они одномоментно выходят из боя, оставляя своих товарищей — тихоокеанцев без прикрытия.

— Они… вот так просто ушли? — выдохнул его старший помощник, и в голосе была смесь потрясения и надежды. — Суровцев бросил их?

Арсений Павлович молчал, пытаясь осмыслить произошедшее. Минуту назад они были обречены. Двадцать изрешеченных кораблей абсолютно лишенных энергополей против троекратно превосходящих сил противника. А теперь…

Теперь атакующая сторона потеряла сразу сорок пять кораблей. Не в бою — они просто взяли и ушли. Дезертировали в разгар сражения. И в итоге в секторе у тихоокеанцев осталось даже меньше вымпелов, чем у балтийцев. А еще они были без командования и в полной растерянности.

— Господи, — прошептал Пегов, и в этом шепоте была благодарность, изумление, дикая надежда. — У нас есть шанс. Впервые за все сражение у нас есть реальный шанс не просто выжить, но и победить.

Он резко развернулся к офицеру связи:

— Связь с контр-адмиралом Гревсом! Немедленно! И с флагманами Настасьи Зиминой и Агриппины Хромцовой! Координировать действия! Противник в замешательстве, сейчас