Янтарная гавань - Виолетта Орлова

прикипели сердцем к юным гостям, что начали считать их своими родными детьми, которые так и будут в дальнейшем жить вместе с ними. Однако же мечты мечтами, но неумолимо приближался поворотный момент в судьбе друзей.

В последние дни Беру, подобно густой короедной похлебке, так и бурлил новостями, но одна из них была особенно любопытной для местных жителей: второкурсника самой престижной школы Королевства будут судить, как преступника! Это громкое дело получило всеобщую огласку, но пока еще сложно было понять, до какой раздражительной степени оно заинтересовало ленивых и, в общем-то, не склонных к излишним потрясениям беруанцев. Впрочем, учитывая то, как поспешно расхватали все билеты, уже можно было сделать определенные выводы.

В чем же крылась причина столь дикого и безудержного интереса к рядовому судебному разбирательству, какие обычно заканчивались не чем иным, как большим штрафом, либо, на худой конец, выдворением провинившегося за пределы города? Перечислим же некоторые соображения на сей счет. Во-первых, за последнее время Троссард-Холл стал ужасно популярен, равно как и его студенты. И если в Беру не имелось постоянной армии, то теперь многие по праву считали учеников Дейры достойными кандидатами в защитники столицы. И тут вдруг выясняется, что один из этих блестящих воинов обвиняется в страшных преступлениях! Какой удар для чувствительных мамаш, и так с великим трудом отпускавших своих драгоценных чад на целый год в Троссард-Холл!

Во-вторых, произошел вопиющий факт – нападение на государственного чиновника! Причем речь шла о том самом низком и подлом виде агрессии, когда вооруженный бросается на безоружного, более сильный – на слабого, да и не где-то там, а в самом гнездиме потерпевшего! Повод для нападения был невыясненным до конца, но именно оттого грядущий судебный процесс казался более притягательным и манящим для праздных зевак. Поговаривали даже о том, что школьники, до всех этих прескверных событий покинувшие Троссард-Холл вместе с обвиняемым, в своем путешествии окончательно спятили и являются теперь опасными для всего беруанского общества.

Таковы были основные причины крайнего, почти болезненного любопытства к этому таинственному делу, но стоит, вероятно, раскрыть еще одну, не менее важную предпосылку. Ходили слухи, что подсудимый вовсе не беруанец, и даже не клипсянин, а самый настоящий армут – то есть представитель сумасбродного дикого народа, совершенно неуправляемого и отсталого. И, как одно из следствий вышесказанного, наделенный необыкновенной красотой, о которой шло столько разговоров по всему дереву.

Черноволосый, смуглолицый и сильный кочевник с узкими зелеными глазами являлся вполне распространенным романтическим образом идеального мужчины, о котором втайне грезила каждая беруанка. Так что не было ничего удивительного в том, что все особы женского пола от мала до велика вдруг пожелали посетить громкое судебное заседание. Им попросту хотелось воочию убедиться, настолько ли хорош загадочный юноша, сколь об этом твердят.

Многие дамы уже заочно были на стороне подсудимого, ибо внешнее трогает людей куда больше, чем внутреннее. И впрямь, если бы судили какого-нибудь прыщавого коротышку с безобразным лицом, вряд ли кто из женщин посочувствовал бы бедолаге. Увы, многим свойственен поверхностный взгляд на вещи, а желание углубиться в происходящее требует наличия незаурядного терпения и работы ума. Кстати, привлекательная внешность подсудимого была так же причиной всеобщей неприязни со стороны мужчин, ибо те, еще задолго до начала разбирательства, уже успели вконец рассориться со своими женами, дочерями и даже матерями.

Немудрено, что в день заседания представители сильного пола заходили в зал с уже заведомо предвзятым отношением к юноше. В глазах мужчин полыхала искусственно созданная ненависть и неприязнь, и они не желали искать оправданий или пытаться разобраться в мотивах совершенного преступления. Каждый из них жаждал немедленной расправы, ибо в сердце своем был жесток, ревнив, мелочен и, в сущности, недальновиден.

Юридическая сторона дела мало кого заботила; знали только, что прокурор (которого, кстати, звали сообразно его профессии, то есть господином Правдинсом) являлся человеком педантичным, суровым, бесповоротно влюбленным в законы и страстно ненавидящим всякое нарушение и произвол. Господин Правдинс был весьма неопределенного возраста, однако все же склонялся к старости, нежели к молодости. У него были пронзительные голубые глаза, холодные, как два куска льда в бокале с винотелем, решительно сжатые губы, довольно волевое и упрямое лицо, напряженное и сосредоточенное на своей будущей жертве.

Когда мужчина обвинял, то впивался в подсудимого глазами и не отпускал ни на секунду до самого конца судебного заседания. Прокурор напоминал крепкого бульдога, который, раз вгрызшись в шею врага, уже вряд ли ослабит хватку и разожмет зубы. Господин Правдинс не верил, что на скамье подсудимых может по случайности оказаться невиновный. Более того, он был совершенно убежден, что человек, раз появившийся на суде в качестве обвиняемого, заведомо преступник, и посему должен подвергнуться самому суровому наказанию, ибо только такая мера помогла бы пресечь дальнейшие попытки нарушать закон.

Поговаривали, что у господина прокурора есть жена и двое детей, но к ним он, по всей видимости, относился с не меньшим подозрением, чем к обвиняемым, ибо вообще, по натуре своей, не был склонен верить другим, а уж тем более сострадать.

Кстати, самой суровой карой по беруанским законам считалась пожизненная ссылка с дерева без права возвращения. В лучшем случае бедолаг отправляли в карательные заведения Полидексы, в худшем – оставляли в лесной глуши на съедение диким тварям, что вполне могло считаться смертной казнью. Так что громкие слова беруанских гуманистов о том, что они преодолели всякую жестокость путем официальной отмены смертной казни, являлись не чем иным, как обычным лицемерием.

Про адвоката решительно никто ничего не знал, но все почему-то были уверены, что в таком однозначном деле защитник вовсе и не нужен, ведь вина загадочного армута никем не ставилась под сомнение. Да и как она могла ставиться под сомнение, когда сам государственный чиновник убеждал, что парень напал на него с армутским ножом, а прокурор, в свою очередь, был истово убежден в безоговорочной виновности преступника (как, впрочем, и всякий раз, когда брался за дело)?

Так или иначе, настал любопытный день, которого ждали многие беруанцы.

Действие разыгрывалось в огромном двухэтажном гнездиме Престижного графства, напоминающем изящный театр со сценой, множеством светильников и факелов, балкончиками-гнездами под самым куполом для изысканной публики и большим буфетом с цветными прилавками, ломившимися от фирменных лакомств – жуков-дровосеков в шоколадной глазури, воздушных меренг с посыпкой из древесной коры и прохладительных напитков из свежевыжатой хвои с медом. Кстати, этот гнездим и правда являлся театром, а точнее цирком; но сегодня его решили использовать совсем под другие нужды. Здесь еще немного