Артефакт. Проклятие деревни - Константин Сергеевич Ильин

кровь хлынула из рваной раны, и Никола зашипел от боли, но тут же ударил снова – топор вошёл в шею мертвяка, почти отрубив голову. Она повисла на лоскуте кожи, болтаясь, но Фёдор всё равно тянулся вперёд, пока Никола не пнул его в грудь, повалив на землю.

Анна бросилась следом, её расколотый череп трещал, собираясь обратно, а когти блестели в свете молнии. Она прыгнула на Николу, и он едва успел увернуться – её лапа врезалась в надгробие, расколов камень пополам. Никола развернулся, рубанув по её спине – лезвие рассекло позвоночник, хруст костей смешался с воем ветра, и серые внутренности вывалились наружу, шлёпнувшись в грязь с влажным звуком. Анна взвыла, рухнув на колени, но тут же начала подниматься, её плоть срасталась, как живая. Никола ударил снова, отсекая ей руку – конечность упала, пальцы дёргались, но мертвячка рванулась к нему, вцепившись когтями второй руки в его плечо. Кровь брызнула, боль ослепила, и Никола зарычал, оттолкнув её топором в грудь.

Гришка подполз с другой стороны, его тело было изломано, но он двигался быстро, цепляясь за землю. Никола рубанул по его голове – лезвие вошло в висок, раскроив череп, и мозги, чёрные и гнилые, вытекли наружу, смешавшись с грязью. Гришка рухнул, но тут же зашевелился, его кости трещали, собираясь обратно. Никола пнул его, но в этот момент старик с впалыми щеками прыгнул сзади, вцепившись когтями в спину. Глубокие раны вспыхнули болью, кровь потекла по пояснице, и Никола пошатнулся, едва удержавшись на ногах. Он развернулся, топор врезался в грудь старика, разрубив её до живота – внутренности вывалились, кишки, серые и склизкие, повисли на камне, но мертвяк только зашипел, продолжая тянуть когти.

Марфа наблюдала, стоя у изгороди, её красные глаза блестели, а бревно в руках покачивалось, готовое к удару. Мёртвые наступали волной, их было больше десятка, и Никола рубил без остановки, его топор мелькал в воздухе, оставляя за собой шлейф крови и кусков плоти. Но каждый удар отнимал силы – раны кровоточили, рёбра ломило, а левая нога начала подгибаться от боли в бедре. Один из мертвяков – безымянный, с вырванным глазом – вцепился в его руку, когти впились в мышцы, и Никола заорал, рубанув ему по шее. Голова отлетела, покатилась по земле, но тело продолжало цепляться, пока он не отбросил его ногой.

Он был еле живой – кровь текла рекой, смешиваясь с грязью, рубаха превратилась в лохмотья, а дыхание вырывалось хрипами. Но Никола не сдавался, его топор поднимался снова и снова, каждый удар был медленнее предыдущего, но всё ещё точен. Мёртвые наступали, их плоть срасталась, раны затягивались, и он знал, что долго не продержится. Марфа шагнула ближе, её бревно гудело в воздухе, и Никола бросил взгляд на Валеру и Лёву, всё ещё искавших могилу в глубине кладбища.

– Быстрее! – прохрипел он, но ветер унёс его голос, и он снова повернулся к врагам, готовый биться до последнего.

Глава 44.

Ветер на кладбище ревел, как раненый зверь, молнии разрывали небо, освещая туман и надгробия резкими вспышками. Валера метался между камнями, его пальцы скользили по стёртым надписям, пока наконец он не замер у одной плиты – старой, почти утопленной в землю, с выщербленным краем и едва читаемыми буквами. Мох покрывал её толстым слоем, но он смахнул грязь, и сердце ёкнуло – это было оно. Он выпрямился, перекрикивая бурю, и проорал что было мочи:

– Нашёл!

Лёва, стоявший у соседнего камня, бросился к нему, спотыкаясь о корни и могильные плиты. Его лицо было бледным, глаза краснели от слёз и ветра, но он вцепился в рукав брата, крикнув:

– И что теперь дальше!?

Валера вытащил артефакт из сумки – диск дрожал в его руках, голубой свет пульсировал, отражаясь в тумане. Он повернулся к Лёве, его голос был твёрдым, несмотря на усталость:

– Теперь надо освятить это место. Подкопать на этой могиле, прочитать заклинание, и чтобы священник поставил печать.

Лёва замер, переваривая слова, а затем оба резко повернули головы в сторону Николы. Священник был на другом конце кладбища, у изгороди, и его силуэт едва проступал сквозь туман и бурю. Он был чуть жив – кровь текла из ран, смешиваясь с грязью, рубаха висела лохмотьями, а топор в его руках дрожал от слабости. Марфа стояла перед ним, её рогатая фигура возвышалась, как тень смерти, и в когтях она сжимала старое бревно, размахивая им, как дубиной. Никола пытался отбиваться, но силы покидали его – Марфа швырнула его в сторону, и он врезался в надгробие, расколов его пополам. Камень треснул, священник рухнул на землю, хрипя, но тут же поднялся, занеся топор. Она ударила снова, бревно врезалось ему в плечо, отбрасывая к сухому дереву, и дерево затрещало, ломаясь под его весом. Никола сплюнул кровь, встал на колени, но Марфа уже наступала, её красные глаза горели злобой.

Мёртвые – Фёдор, Анна, Гришка – окружали его, их когти цеплялись за землю, плоть срасталась после каждого удара топора, но Никола всё ещё держал их на расстоянии, рубя с остервенением умирающего зверя. Он был как кукла в руках Марфы – она швыряла его из стороны в сторону, бревно гудело в воздухе, ломая кости и оставляя кровавые следы, но он не сдавался, его хриплый крик смешивался с воем ветра.

Валера и Лёва смотрели на него, и в их глазах мелькнула одна мысль – без священника ничего не выйдет. Без его печати заклинание не сработает, Марфа не остановится, и проклятье будет жить дальше. Лёва сжал кулаки, его голос дрогнул:

– Он не продержится… Надо его вытащить!

Валера кивнул, сжимая артефакт сильнее.

– Мы должны. Иначе всё зря.

Они стояли у древней могилы, буря гудела вокруг, а земля под ногами дрожала от толчков, что приближались из леса. Никола бился с Марфой, еле живой, но не сдающийся, и путники знали – их план висел на волоске, и этот волосок звали священником.

Глава 45.

Буря на кладбище разыгралась не на шутку – ветер рвал воздух, молнии били в землю, освещая туман и надгробия резкими вспышками. Валера и Лёва переглянулись, их лица были бледными, но глаза горели решимостью. Они не могли оставить Николу – без него ритуал не сработает, а Марфа и мёртвые не остановятся. С диким криком, полным ярости и отчаяния, они рванулись на подмогу, их голоса перекрыли