Бальтазар - Вьюн

твоего рождения. Твоя генетическая предрасположенность к магии, учитель, который тебя нашёл, прочитанная тобой книга, сформировавшие твой характер травмы и радости, всё это звенья одной цепи. Состояние твоих нейронов в момент «принятия решения» является неизбежным результатом всей предшествующей истории вселенной.

— Светлый источник есть проявление порядка, — задумчиво произношу. — Но он не одинок, а потому другие источники силы привносят в систему Хаос, особо сильно старается в этом темный источник. Отчего в теории всемогущее существо порой может быть пугающе слепо.

Хоть и существуют возможности описать магию, но они будут верны лишь для одного конкретного случая. Я уже давно пытался понять, что есть светлый источник, и теория о демоне Лапласа подобралась к ответу ближе всего. Свет есть порядок, но никто не говорил, что этот порядок должен быть добрым, как и хаос темного источника злым. Понятия зла и добра слишком человечны, чтобы прилагать их к материи, но нам так проще, очеловечивать даже источник нашей силы.

Покачав головой, я вдруг подумал, что нервничаю, отчего в голову лезет всякая ерунда. Глядя на приближающийся остров, я видел родовое поместье, оно не могло здесь быть, а значит, что такую форму принял мой страх. Оно росло из тени, как гнилой зуб. Знакомые остроконечные шпили, почерневшие от времени и злобы красные стены, бесконечные витражи на которых изображены подвиги моих предков.

«Летучий Голландец» медленно, будто против своей воли, дрейфовал к единственному причалу, и с каждой секундой детали проступали все четче. Я чувствовал его. Запах старого камня, воска для полов и чего-то кислого, сладковатого: запах тления и угасшей мощи. Запах тени моего дома, где я прожил всю свою жизнь, лишь на пару дней вырвавшись из привычного порядка вещей.

Мои пальцы сжали штурвала так, что он затрещал. Источник внутри меня, обычно такой ясный и теплый, сжался в комок холодного, колющего света. Это было место моей силы, вывернутое наизнанку, место, ставшее моей главной слабостью. В теневой форме поместья я не смогу даже подпитываться от источника. Я не хочу туда возвращаться, понимаю пугающей ясностью, особенно в теневую его часть.

Меня воспитывали встречать страх с улыбкой. Но как смеяться в лицо тому, что является твоим отражением в кривом зеркале? Как сражаться с тем, что не просто хочет тебя убить, а хочет доказать, что ты ничто, ошибка, недостойный потомок, чье место на помойке семейной истории? Темный маг подчинил бы его, сломал, сделал своим слугой, но я был светлым. А свет не ломает и не подчиняет. Он… что он вообще делает? Меня не научили этому. Меня научили сражаться, но, что если битва приведет меня к смерти?

— Эй, Бальтазар, — раздался голос с палубы.

Вздрогнув, я с трудом оторвал взгляд от надвигающегося поместья. Рядом, опираясь на поручень, стояла Сонми. Ее лицо было бледным, но взгляд твердым. Сила, которую она только что обрела, еще вибрировала вокруг нее едва уловимым ореолом.

— Это… это оно? — она кивнула в сторону острова. — Твой страх?

— Разве не очевидно? — я попытался вложить в голос привычную насмешку, но получилось скрипуче и фальшиво.

— Выглядит… мрачно, — констатировала она, внимательно изучая башни. — Не хотела бы я в таком месте жить.

Ее простой, почти бытовой комментарий был настолько неожиданным, что я даже вздрогнул.

— В поместье Бальтазар полно способов развлечься, — с ухмылкой отвечаю. — Начиная от алхимических лабораторий и фамильных склепов, заканчивая злыми духами и бессмертным дворецким, древним личем, который уже не одну сотню лет прислуживает нашей семье.

— Знаешь, звучит не очень весело, — осторожно заметила она, краем глаза посмотрев на меня. — Похоже все наши страхи происходят из детства, прав был старина Фрейд…

— Впервые слышу об этом маге, чем он прославился? — приподняв бровь, уточняю.

— Он не маг, а психолог! — фыркнула весело Сонми. — Как ты вообще мог не слышать о нем?

Сложив руки на груди:

— Какое мне вообще дело до каких-то там простецов? — высокомерно произношу, задирая подбородок.

Сонми помолчала, а прежде чем я успел найти остроумный ответ, чтобы все свести к шутке, чтобы не выглядеть совсем уж высокомерным чурбаном, с балки над рулем раздался знакомый голос:

— Он всю жизнь провел в этом поместье, — прокомментировала Никс, хотя я ее об этом совсем не просил. Мой грозный взгляд она также проигнорировала. — Светлый, что воспитывали темные. Возможно, Люциус для тебя выглядит странно, но он такой, каким его воспитали. Светлый Бальтазар из древнего рода темных магов.

Скосив взгляд на Сонми, во взгляде которой появилось сочувствие. Я ощутил волну ярости внутри. Не было для меня более ненавистного чувства, чем сочувствие. Я ненавидел его, поскольку презирал его в себе. В детстве я любил пустить слезу из-за сложившегося положения дел, любил пожалеть себя. Вспоминая те дни, я до сих пор испытываю презрение к себе. Меня оправдывает лишь то, что я был мал и глуп. Со временем Генриетта помогла мне это преодолеть, она показала мне, что тьма нашего поместья может быть веселой, если перестать себя жалеть. Я выучил этот урок и не желал больше к нему возвращаться.

А потому слова Никс повисли в воздухе, тяжелые и неумолимые, как надгробный камень.

— Заткнись, — прошипел я, и мой голос прозвучал хрипло и чуждо. — Еще слово и я наколю тебя на свою шпагу!

— Почему я должна молчать? — кошка наконец перестала игнорировать меня, повернув ко мне свою мордочку. Ее серебристые глаза светились холодной решимостью. — Это же правда. Ты не боишься боли или смерти. Ты боишься оказаться никчемным в глазах тех, чье мнение для тебя до сих пор хоть что-то значит. Даже ненавидя их. И из-за этого темного чувства ты лучше умрёшь, чем проявишь слабость. Ты отправляешься на верную смерть, разве твой враг не должен знать, что ждет ее впереди?

Сонми смотрела то на меня, то на Никс, и на ее лице медленно проступало понимание.

— Так это… твой дом? — тихо спросила она. — А ты… всю жизнь провел в подобном месте? — уже совсем тихо закончила она.

Я отпустил штурвал. Мои ладони вспотели. По какой-то глупой причине в моем горле будто бы застрял камень, а источник стал странно пульсировать.

— Это не ваше дело, — выдавил я. — Мой дом полон тех, кому я небезразличен, полон любви, призраков моих предков. Он может выглядеть немного… мрачно,