Варяг III - Иван Ладыгин

их группа разом взорвалась счастливыми возгласами, смехом, объятиями. Они бросили свою работу, окружили Астрид плотным кольцом и, щебеча, как стайка весенних птиц, повели ее в город, вероятно, чтобы начинать приготовления.

Идиллия среди подготовки к бойне. Свет среди надвигающейся тьмы.

Я остался сидеть на причале. Я глядел на уходящее за горизонт солнце и слушал, как набегающие волны ласкают камни. Я думал о том, как мне невероятно повезло. Умереть в своем скучном пластиковом мире и родиться здесь. Попасть в эту эпоху. В это время. В мир, где все было по-настоящему. Где дружбу скрепляли кровью. Где любовь нужно было заслужить. Где жизнь и смерть танцевали свой вечный танец у самого твоего порога.

И я был счастлив. До боли в сердце счастлив…

Глава 9

"…А эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала;

И крылья эту свадьбу вдаль несли.

Широкой этой свадьбе было места мало;

И неба было мало, и земли!

Широкой этой свадьбе было места мало,

И неба было мало и земли…"

Желтая осень все еще дымилась под сводами Священной рощи. Пахло прелой листвой, сырыми дубами и далеким вечным дыханием моря. Было зябко. Изо рта у меня и у всех собравшихся вырывались белые клубы пара.

Я стоял напротив Астрид под сенью громадного дуба-прародителя. Рядом с нами, огибая исполинские корни, весело бежал серебряный ручей. Его журчание было единственной музыкой, нарушавшей торжественную тишину.

Вокруг, тесным полукругом, собрался почти весь Буянборг. Я видел суровые лица дружинников, руки ремесленников, мудрые глаза старейшин, улыбчивые взгляды женщин.

Но все эти люди меркли перед Астрид. Сейчас она казалась мне воплощением самой Фрейи, сошедшей в наш мир в этот хмурый осенний день.

Ее рыжие волосы горели, как осенний лес в последних лучах заходящего солнца. Синие глаза светились сапфирами, спрятанными в глубинах зимних фьордов. У меня перехватило дыхание перед такой красотой. Я вновь почувствовал себя недостойным варваром…

Рассыпавшиеся по переносице и скулам веснушки казались золотой пылью, нанесенной рукой самого Одина. Традиционное платье из тонкой шерсти развевалось на слабом ветерке… Оно было выкрашено в цвет спелой морошки. Рукава и подол украшали сложные орнаменты, где драконы сплетались в битве с волками. На груди девушки сверкала великолепная фибула в форме сокола — она скрепляла тонкие ремни накидки из белого меха песца.

Астрид была душой этого края, его плотью и кровью, его суровой поэзией, и сейчас эта поэзия становилась моей судьбой.

Вёльва тихо и смиренно стояла между нами.

— Дуб держит небо, — начала она хриплым голосом. — Корни его пьют из вод Мимира, а ветви видят орла Хресвельгра. Сила его — в единстве. В глубоких корнях и высоких ветвях. Так и вы предстали здесь, дабы корни вашего рода ушли глубоко в эту землю, а ветви поднялись высоко к солнцу. Да будет ваш союз крепок, как сталь, и долог, как всесаги этого мира!

Она сделала знак рукой, и двое дружинников подвели к камню-жертвеннику белого барашка. Животное, на удивление, не отбивалось, будто понимало значимость момента. Вёльва провела ладонью над его головой, что-то прошептала. Потом резким точным движением она подставила медную чашу и перерезала барашку горло. Алая кровь соприкоснулась с холодным металлом. Пара стало больше…

— Кровь земли, кровь жизни, — провозгласила Вёльва, окуная в чашу ветвь колючего можжевельника и окропляя нас обоих. Теплые капли падали на лица, на руки, на одежду. — Пусть дух жертвы свидетельствует перед богами: этот союз скреплен волей, кровью и честью. Да примут Асы ваши клятвы, да внемлют Ваны вашим мольбам о плодородии, да хранят вас Альвы от злой магии!

Она отступила в тень дуба. Я же сделал шаг вперед и взял в руки тяжелый меч Бьёрна. Рукоять легла в мою ладонь как влитая.

— Астрид, — начал я. — Родичей у меня в этом мире нет. Ни отца, ни матери, ни братьев по крови. Я пришел из ниоткуда, и уйду в никуда. Но этот клинок… Он принадлежал моему другу. Человеку, который однажды дал мне шанс… Он по-своему защищал меня, когда я был слаб и беспомощен. Он верил в меня, когда я сам в себе сомневался. Теперь я передаю его тебе. Пусть этот меч защищает тебя, как защищал меня. Клянусь памятью о нем и своим дыханием.

Я протянул ей оружие. Изящные пальцы Астрид обхватили ножны с трепетным благоговением. В ее взгляде читалось глубокое понимание всей значимости этого жеста. Она принимала мое единственное наследие.

Затем она взяла из рук служанки другой меч — более изящный, но не менее смертоносный.

— Рюрик, — обратилась она ко мне. — Это клинок моего отца. Я помню его доброе лицо и сильные руки, что подбрасывали меня к потолку. Помню его смех… Но я также помню, что он был человеком чести. Этот меч… он напомнит тебе, что наша семья едина, а прошлое — уважено, почтено и не забыто. Прими его. И защищай не только меня, но и память о тех, кто был до нас.

Я с поклоном взял меч, ощутив его немалый вес и идеальный баланс.

Вёльва снова вышла вперед и подала нам два простых кольца.

— Обменяйтесь серебром. Пусть эти кольца, не имеющие начала и конца, символизируют вечность вашего союза. Как серебро не ржавеет, так и ваша верность пусть не знает сомнений.

Я надел кольцо на палец Астрид, она — на мой. Ее пальцы были холодными, но от прикосновения по моей коже пробежал жар.

— Теперь, — тихо сказала Вёльва, — скрепите свою клятву перед лицом богов и своего народа.

Я обнял Астрид за талию и склонился к ее губам. Это был робкий, почти невинный поцелуй. Холод ее губ сменился теплом, и на миг весь мир — война, тревоги, долг — исчез, оставив лишь ее, меня и ликующий, сокрушающий тишину гул толпы, взорвавшийся одобрительными криками, стуком копий о щиты и радостными возгласами.

Но идиллию нарушил оглушительный рев Асгейра.

— Обряд свершился! Клятвы даны! А теперь жениху нужно смыть холостяцкую грязь с тела! Последнюю в его жизни! Баню уже натопили! Вперед! Проводим конунга!

Еще до того, как я успел что-то сообразить или посмотреть на Астрид в последний раз, меня схватили под руки.

Под веселые улюлюканья, хлопки по спине и откровенно похабные, но добродушные шутки, меня потащили прочь от сияющей Астрид, в сторону дымящейся постройки на окраине рощи.

— Смотри не сварись, конунг! А то невеста твою красоту оценить не сможет! — орал один.

— Да мы