Стажер Зеркального сыска - Юлия Борисовна Гладкая

дома дернул за шнур. Ткань послушно соскользнула, открывая перед девушкой потаенный мир. Именно в этот миг ее настиг крик Игната Исааковича, да было поздно. Из зазеркалья на Катерину кинулось чудище. Существо, похожее на тощего старикашку, покрытого коростами и язвами, лихо вскинуло вперед когтистые пальцы и, в один миг вынырнув из зеркального полотна, вцепилось в горло волшебнице.

Мите подумалось, что все происходит так, точно время вдруг неумолимо замедлилось. Он видел, как тварь терзает Катерину, пытаясь затащить ее в свое стеклянное логово. Видел разинутый в крике рот наставника, воду, пришедшую в движение, едва первые капли крови девушки окрасили ее розовым. Видеть видел, а сделать ничего не мог.

Вот уже чудище наполовину вылезло из зеркала и, тряся седыми лохмами, потянуло на себя волшебницу. Та застонала, пытаясь сотворить колдовство, но ничего не вышло. В это время Игнат Исаакович, оглядевшись, ухватил напольную вазу и ринулся вперед, рыча как зверь, желая разбить дрянное стекло.

Позади Мити послышался сухонький смешок. Обернувшись, он увидел, что губернатор будто помолодел. На его щеках играл румянец, глаза блестели, даже волосы точно потемнели, как в молодости. Он гадко облизнул тонкие губы и приоткрыл рот, словно желая впитать в себя происходящее.

А Митя вдруг вспомнил, как расколотил зеркальце с призраком Христофора и как оттуда полезли десятки его копий. Увы он при всем желании не успел бы догнать Игната и отобрать у него вазу, точно так же, как не успевал спасти Катерину. Решение пришло внезапно. Выхватив карманное зеркальце, он повернул его к себе отражающей стороной, в то время как окрашенный в черный задник оказался напротив зеркальной ловушки, в которую угодила Катерина. Собравшись, из последних сил он сдавил пальцами кругляш, разрушая силой магии амальгаму, и едва она потемнела, будто сожженная внутренним пламенем, как Митя метнул зеркальце прямо в гигантское полотно. Он не знал, сколь точным вышел бросок, но надеялся, что уж в такую махину он и с одним глазом попадет.

Его расчет оказался верным. Едва испорченное зеркальце коснулось своего большого брата, как то также начало темнеть и трескаться. Чудовищный старикашка отбросил свою жертву прочь и заметался по чернеющей поверхности.

Игнат Исаакович, увидав падающую Катерину, отшвырнул прочь вазу и подхватил на руки израненную девушку. Зеркало же продолжало шипеть и в считаные секунды целиком потемнело.

– Что ты наделал, идиот?! – завизжал рядом с Митей губернатор, а затем зашелся в тяжелом приступе кашля. Стажер обернулся и в ужасе отшатнулся прочь. Спиридон Егорович изменялся: тело его покрывалось язвами, волосы выпадали. Кожа сухой шкурой обтягивала лицо, ставшее похожим на череп.

– Вот, значит, как, – выдохнул Митя, – это вы у детей жизнь отобрали, чтоб самому дольше протянуть, гореть вам за это в аду!

– Ты не понимаешь! – захрипел губернатор. – Это не я выдумал, не я – она! Она сказала, что никто не хватится, что она уладит. Я не душегуб, я – жертва!

– А ну говорите, кто эта «она»? – Митя шагнул к старику и тряхнул его за ворот халата. – А не ответите, так сей же миг ваш глаз выну и сам все гляну.

– Дочка моя, – просипел губернатор и кулем повалился на оттоманку.

Митя, бросив ставшего беспомощным злодея, заковылял к наставнику. Тот держал Катерину на руках, воркуя над ней, точно отец над дитем.

– Милочка моя, ну давай же, открой глазки, ну… – шептал он, проводя свободной рукой над головой девушки, но та то ли от пережитого ужаса, то ли от магического воздействия лишь вздрагивала, но в себя не приходила.

– Вы несите ее к Никифору Ивановичу, – решил Митя, – я тут огляжусь, не может быть, чтоб детей по всему дому вели и никто не приметил. Если она их доставляла сюда, то как-то иначе.

– Ты, Митя, дело говоришь, но без меня отсюда ни ногой, – потребовал наставник и, поднявшись, легко поспешил прочь из бани со своей хрупкой ношей.

Оставшись один, Митя начал размышлять, как сюда приводили детей, а главное, как незаметно для прислуги выносили тела. Он обошел вокруг бассейна, казавшегося ему теперь зловонной чашей, пощупал стены. Но ничего приметного не нашел.

«Ладно, попробуем иначе», – решил маг и сунулся за зеркальцем, однако привычный инструмент рассыпался прахом под действием чар. Стажер чуть смутился, но решимости не потерял.

– Была не была, – прошептал он и, подойдя к чаше, зачерпнул из нее воду. Поймав в ней отражение комнаты, он подбросил воду в воздух, закрепив ее силой. Капли взлетели, но падать не спешили, застыли, как давешние бусины. Митя же, в свою очередь, начал делать пассы руками, точно дирижируя, и капли закружились, повинуясь колдовству. – Давайте вертитесь, укажите мне все пути-дороги отсюда, – потребовал маг, и дождинки послушались. Разбившись на две стаи, одни зависли подле дверей. А вот другие окружили статую обнаженной красавицы.

Митя подошел к изваянию и пригляделся, где больше всего осело капель. Чаша, которую держала в левой руке мраморная красавица, оказалась мокрой. Маг ухватился за нее, не зная, что, собственно, делать, но под весом его руки она сама опрокинулась, и вся скульптура отодвинулась в сторону, открывая темный зев лаза. Пахнуло сыростью и жаром, видно, где-то там находились трубы, о которых рассказывал ему Матвей.

Митя уже было шагнул вперед, как его остановил наставник.

– Я же просил вперед не лезть, – тяжело вздохнул он и начал спуск, освещая путь лучом, сотканным светочем.

– Я не лез, – слукавил Митя, – а что с губернатором?

– Неважно, – отмахнулся наставник, – нам бы сейчас его дочку изловить. Я вот даже и не знал, что у него чадо имеется.

Митя хотел поделиться мыслью. Но тут лестница кончилась, они уперлись в запертую дверцу. Впрочем, для Игната Исааковича она преградой не стала. Пара пассов, и замок звякнул, упав на каменный пол. Едва отворилась дверь, как в лицо дохнуло жаром, но Митя даже не обратил на это внимания. Его интерес привлекли три сгорбленные фигурки в углу, в одной из которых он как-то сразу узнал Иваську.

Кинувшись вперед, он подхватил мальца на руки.

– Иваська! Живой! – зашептал он, гладя его по дрожащей спине и ощущая, как отступает давняя боль. – Живехонький! Вот Темка и тятька твой обрадуются! – Затем присел рядом с еще двумя детьми и, стараясь улыбаться, спросил: – Ну что, идемте отсюда, поди, надоело так сидеть-то?

Мальчонка кивнул, а девочка вдруг спросила:

– А тот дядя тоже с нами пойдет? – Она ткнула грязным пальчиком в угол, где сидел Игнат Исаакович. Митя вначале не разобрал, на кого она указывает, но, сделав шаг вперед, сразу понял, и на душе стало муторно. Истопник лежал