Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Груз продовольствия и медикаментов прибыл как раз вовремя. Рассредоточиваясь по островам, команды лекарей и солдат обнаруживали несчастных, переживших последнюю страшную зиму (как льуку, так и туземцев), исхудавших почти до состояния скелетов. Не единичными были доклады о случаях людоедства.

У многих туземцев имелись жестокие травмы. Годы непосильной работы, пыток и стихийного насилия со стороны надсмотрщиков-льуку не прошли бесследно. Тысячи и тысячи людей были ослеплены, изувечены, кастрированы… Врачи занимались этими больными, но были бессильны исцелить глубокие невидимые раны, причиненные психике.

Специально обученные Джиа травники выдавали льуку и перебежчикам высокого ранга, страдающим от жажды тольусы, специальный напиток. Его основным ингредиентом являлась особая разновидность грибных спор – тот самый белый порошок, который уничтожил тольусу, которую льуку посеяли собственноручно.

«Как странно, что яд и противоядие растут вместе», – удивился Кого Йелу.

«Один из главных принципов науки о лекарственных растениях состоит в том, что таких пар очень много, – пояснила Джиа. Ей вспомнилась подобная лекция, которую она читала в юности Куни. – Ужасно ядовитая семишаговая змея, обитающая в Фасе, предпочитает тенистые заводи, где произрастает гриб „плачущий мальчик“, который выделяет антидот. Трава „огненная саламандра“, превосходная острая специя, лучше всего уживается с подснежниками, прекрасным средством от лихорадки. Природа пытается примирить смертельных врагов».

Напиток принес страдающим от болезни немедленное облегчение и отрезвление, но им предстояло всю оставшуюся жизнь мучиться от последствий тяжкого недуга. А еще им необходимо было постоянно остерегаться опасности вновь заболеть жаждой тольусы: даже употребление обычных ягод было чревато для них бедой. Как следствие, им навсегда была закрыта дорога к традиционным духовным практикам льуку.

Гаринафины тоже страдали вследствие изъятия из их рациона улучшенной тольусы, и лечение животных представляло особую сложность. К счастью, наездники и конюхи льуку, исцелившиеся от безумия, могли успокаивать громадных зверей, пока травники вливали целые котлы настоя в их пасти.

Прибывшие с Большого острова дара также обнаружили в Крифи неожиданное богатство. Один старик, служивший некогда у тана Воку Фирны, привел их к развалинам бывшей усадьбы хозяина. Следуя его указаниям, рабочие сделали глубокий раскоп на месте уборной и нашли там несколько запечатанных сундуков. В них оказались ритуальные сосуды, свитки рукописей, статуэтки богов, кружевные гобелены, церемониальное оружие – все это было взято из королевской коллекции древней Ксаны и храма Пэа-Киджи. После разорения, учиненного шайками карателей Кутанрово, эти реликвии были практически единственными остатками литературного и культурного наследия островов Руи и Дасу, воплощением их духа. Когда в свое время имевшие меньшую ценность предметы искусства были найдены у Воку Фирны, что и привело к его падению, мужественный тан даже под пытками и угрозой смерти не выдал существования более тщательно спрятанного тайника. При виде подобной находки рабочие и собравшиеся местные жители попадали на колени, плача от горя и от радости.

Стирание истории народа – важнейший шаг в уничтожении этого народа, тогда как сохранение и восстановление истории – первый шаг на долгом пути к его возрождению.

Когда коренных жителей Руи и Дасу наконец-то освободили, они поначалу возликовали, но вскоре были потрясены, увидев, что сложившие оружие ненавистные льуку не понесли никакой кары. Врачи с центральных островов лечили сдавшихся варваров наравне с дара, да и еда тоже распределялась поровну. Фактически льуку были отселены от туземцев и помещены под защиту солдат. В ответ на все расспросы командиры отрядов, присланных для оказания помощи, сообщали, что получили свыше приказ обеспечить льуку лечение, пропитание и охрану от возмездия со стороны местных жителей.

Мужчины и женщины падали на колени, оплакивая погибших и пропавших без вести. Они отказывались понять, почему Трон Одуванчика бросил их на столь долгий срок, а теперь, наконец-то освободив, не желает наказать захватчиков по заслугам.

Чиновники из отрядов помощи старались объяснить недоумевающим селянам смысл высокой политики императрицы Джиа и императрицы Шидзоны, сначала оставивших их на растерзание льуку, а теперь не позволявших порвать варваров на части. Хотя умом крестьяне и понимали, что подобная политика сводит к минимуму число новых жертв и страданий, однако им от этого было не легче.

Некоторые из сопровождавших отряды помощи ученых решили расспросить выживших и записать их воспоминания. Эти рассказы, первый набросок истории, стали распространяться по центральным островам, в полном объеме раскрывая все те ужасы, каким подвергся народ Неосвобожденного Дара за время оккупации.

Возмущенные толпы заполонили улицы всех больших и маленьких городов Дара: ветеранские сообщества, гильдии мастеровых, рабочие лиги, ученые, торговцы, грузчики, служанки, музыканты из домов индиго…

Все они требовали, чтобы их голоса были услышаны.

Некоторые призывали казнить Джиа самым изуверским способом, другие – немедленно освободить ее и провозгласить национальной героиней. Противоборствующие демонстранты схлестывались друг с другом на улицах, и подчас приходилось вызывать войска, чтобы восстановить порядок.

Кое-кто сочинял опусы, побуждающие императорскую армию перебить всех сдавшихся льуку и перебежчиков, раз и навсегда избавив освобожденные острова от влияния захватчиков. Другие же, напротив, напирали на то, что следует придерживаться принципов морализма, а потому путеводной звездой для достижения грядущего мира должно стать снисхождение.

Петиции Коллегии адвокатов ворохами ложились на стол императрицы Шидзоны, очертания бумажных кип напоминали миниатюрную модель Островов.

Всего лишь несколько дней спустя после погребения на Императорском кладбище близ Пана куклы Тиму и тела Фиро Зал просвещенных умов вновь оделся в белое.

На сей раз место на погребальном помосте заняло обгоревшее тело мальчика. По настоянию Дьаны труп облачили, как это было принято у льуку: завернули в кожу годовалого теленка таким образом, чтобы только голова была открыта взору Кудьуфин, и положили рядом копию излюбленного оружия Тодьу – миниатюрную боевую палицу из рога гаринафина.

Фара и Дьана вместе стояли у помоста на коленях. Фара зажгла связку ароматических палочек и возносила молитвы, Дьана же протянула дрожащие пальцы, чтобы раскрасить глиной обгоревшее лицо брата. Обе они двигались неуклюже, осознавая присутствие друг друга, но отказываясь его признавать.

Переговоры развивались не слишком успешно, и даже в этот скорбный миг, когда тетя и племянница должны были выступать в качестве членов одной семьи, а не вождей противоборствующих народов, напряжение ощущалось довольно остро.

– Ты не передумала? – спросила Фара.

Дьана решительно помотала головой.

Перед ее мысленным взором вновь предстала картина последних мгновений жизни брата.

– Воин-льуку никогда не сдается! – выкрикнул Тодьу.

Он стоял на крыше гостевого дворца. Вокруг него вился густой дым и летали горящие угли, смешиваясь с разносимыми ветром снежинками.

Чиновники и солдаты Дара бессильно метались по двору. Не один раз предпринимались попытки