Царская дорога - Дмитрий Чайка

— Мне пора, — сказал Рамзес Лаодике, которая мурлыкала на его плече, словно сытая кошка.

В новых покоях было еще не так уютно, как в Пер-Рамзесе, но Лаодика не роптала. Жизнь ее мужа — это непрерывная череда путешествий, жертвоприношений и священных праздников. Сейчас вот взошла какая-то звезда, а потом он должен будет присутствовать на священном празднике Опет, где из храма в храм таскают ладью Ра, подтверждая этим власть фараона. Они здесь застряли на несколько месяцев точно. В Уасет перебрался двор и несметная орда писцов, для которых выстроены дома на краю дворцового городка.

— Пора, моления скоро начнутся, — сказал Рамзес и сухо кашлянул.

Лаодика, которая уже хорошо изучила своего господина, щелкнула пальцами, и служанка, которая стояла во время их утех у изголовья кровати, налила вина и с поклоном подала его. Две других, стоявших по бокам, продолжили махать опахалами из перьев страуса. Вечер сегодня довольно жаркий. Начало сезона Ахет, в это время здесь просто лютое пекло.

Лаодика больше не боялась собственных слуг и не прогоняла их, когда оставалась с мужем наедине. Время прошло, и в то, что она не понимает языка египтян, не поверил бы даже малый ребенок. А здесь таковых и в помине не было. Жизнь дворца оказалась безумно сложна, и матушка Гекуба, неутомимо рассовывавшая драхмы служанкам, певицам и флейтисткам, пыталась сплести свою собственную сеть. Пока у нее получалось плохо. Египтяне служить чужакам не слишком хотели, и Гекуба понемногу переключилась на азиатов-ааму, которых очень привечал фараон Рамзес. С ними дело стронулось с мертвой точки.

— Ты как-то сказала мне, — шепнул Рамзес ей на ушко, — что ты шардан у дверей моей спальни. Помнишь?

— Конечно, — приоткрыла глаза Лаодика.

— И сколько моих врагов ты нашла? — прищурился Рамзес.

— Ни одного, — честно призналась царица. — Тебя даже собственные жены уважают, представляешь? Я думала, эти дуры Тити и Тия что-то ляпнут, но нет. Даже придраться не к чему. Ругались почем зря, что ты их спальню стороной обходишь. Но там больше мне доставалось, а не тебе.

— Понятно, — Рамзес начал вставать с ложа, которое бережно перевезли сюда из северной столицы. Он остался под впечатлением. Новая жена, которой он дал отличную возможность оболгать соперниц, не стала этого делать. Что же, теперь с оглядкой он может ей доверять. С большой оглядкой, и только в бабских делах. И он вознаградит ее за честность.

— Хочешь пойти со мной? — спросил он. — Я иду встречать восход священной звезды, и великая царская супруга Исида будет со мной. Ты тоже можешь встать рядом.

— Конечно! — обнаженная Лаодика вскочила с кровати, словно подброшенная незримой силой. — Одеваться! Кстати, мой царственный супруг. У меня на днях должна была случиться женская немочь, но не случилась. И грудь побаливать начала. Повитухи говорят, что я понесла.

— Это отрадная новость, — кивнул Рамзес, которого одевали двое собственных слуг, ждавших все это время за дверью. — Я пришлю за тобой, моя царственная супруга.

— Великий! — в покои без стука вломился чати и растянулся на полу. — Беда! Неслыханная беда! Бог Сет во плоти явился в Фивы! Он сказал, что жрец Амона Бакенхонсу служит ему. Толпа растерзала и великого жреца, и всех, кто был с ним.

— Знамение! — прошептал побелевшими губами фараон так, чтобы его никто не слышал. — Боги послали знамение. Или это вовсе не боги его послали? Ну, конечно же… Проклятый северянин! Для тебя нет ничего святого! Ты просто глумишься над нами. Хотя… Ты оказал мне огромную услугу, и теперь я должен тебе город. И пусть видят боги, сейчас мне есть на что его построить…

Фараон, на лице которого не дрогнул даже мускул, вдруг заявил.

— Священный ритуал будет проведен. Пусть глашатаи успокоят народ. Владыка Обеих земель не даст пропасть своим людям. Он лично встретит Госпожу Небес, дочь Ра, Владычицу новолетия.

Воздух в Фивах на рассвете еще прохладен. Он пахнет речной влагой и дымком от тлеющих хлебных печей. Ночь истекает, и наступает утро, которого ждали весь год. Утро первого восхода звезды Сопдет, предвестницы разлива Нила. На плоской крыше храма Ипет-Исут царит торжественное молчание. Здесь фараон встречает рассвет жизни. Ну а трупы убитых жрецов уже унесли. Только пятна крови на плитах двора будут пугать людей, когда взойдет солнце.

Фараон Усер-маат-Ра-мери-Амон, Рамзес III, стоял неподвижно, словно изваяние. Сегодня на нем не боевой доспех, а церемониальный плат-шендит из золоченой кожи, похожий на оперение сокола, священной птицы Гора. На его груди висит пластина из лазурита и золота, изображающая солнечную барку. На голове, поверх парика из тысяч тугих черных косичек, умащенных миррой, покоился двойной венец Пшент — символ власти над Обеими Землями. В руках повелителя мира — посох хека и цеп нехеху, жезл и бич пастуха народов.

Рядом, чуть позади, стоит великая царская супруга. Ее тоненькая фигурка облачена в платье из плиссированного льна, облегающего грудь и бедра. На голове царицы — роскошный парик, увенчанный золотым обручем и двойными перьями, между которыми сияет солнечный диск Хатхор. Она стоит, не произнося ни слова. И она не скажет ничего до самого конца церемонии. Она как будто не дышит.

Свита фараона — чиновники дворца, военачальники, летописец с папирусом и тростинкой в руке — замерла в почтительном отдалении. Они были зрителями великого действа, в котором фараон выступает не как правитель, а как верховный жрец, посредник между миром людей и богов.

— Внимайте! — голос жреца-унута прозвучал излишне резко, непочтительно нарушая благоговейную тишину. — Сопдет, дочь Ра, готова явить лик свой!

Все взоры устремились на восток, где полоса над холмами пустыни начала светлеть. Воздух дрожал от напряжения. Рамзес III выпрямил спину и гордо выпятил приклеенную бородку. И тогда это случилось. Не в полной темноте, а в сизой дымке предрассветья, над самым краем земли вспыхнула крошечная, но ослепительно яркая точка. Она мерцала, переливаясь всеми цветами радуги: от алого до холодно-белого. Это и была Сопдет, звезда, возвещающая о воскрешении Осириса.

В тот же миг жрец пал ниц, касаясь лбом полированного камня.

— Славься, Сопдет! — прокричал он. — Приветствуем тебя, Предвестница воды и доброго урожая! Слава тебе, о Возлюбленная Осириса!

Фараон не стал падать на колени, ведь он был богом на земле. Вместо этого