Дипломатия броненосцев - Иван Валерьевич Оченков

Со всех сторон обмозговав историю с деньгами, нашел показавшееся мне наиболее удачным решение. Как вы помните, еще в прошлом году была учреждена Эмеритальная касса Морского ведомства (от латинского emeritus — «заслуженный»). Но в сложившихся обстоятельствах я посчитал, что самое время запустить новый концепт, еще невиданный в эту эпоху.

Настоящий пенсионный фонд по западным лекалам, накапливающий огромные средства и способный направлять их на выгодные коммерческие проекты. А затем уже из полученной от этих коммерческих операций прибыли будут выплачиваться негосударственные пенсии. Дело благое. Обеспечить безбедную старость героям войны и без вложений со стороны государства. Разве что льготы получить налоговые не лишним будет…

Ничего не мешает и мне стать пайщиком, почему нет? Вот уйду на покой и буду жить на проценты. Заодно получается отличная возможность войти в коммерческие проекты не официально и прямолинейно, а этак аккуратно и негласно. И все будут довольны.

Вот туда и вольем привезенный Шестаковым миллион соверенов (больше шести миллионов рублей серебром, к слову), оформив как беспроцентный заем на условиях получения доли прибыли от инвестиций. Проще говоря, если деньги принесут доход, то пропорциональная часть за вычетом некоторого дисконта, ну скажем, половины (или сколько позволит мне жадность), пойдет Мигеру и Ко.

Если брат поддержит замысел, то этаким финтом мы исключим возможность для чиновной братии запустить загребущую руку в нашу кубышку. Право слово, не станет же Александр отнимать деньги у своих заслуженных военных моряков!

А позднее, будет нужда, способ вывести деньги обратно мы отыщем. Да и в целом, если ирландцам требуется оружие и боеприпасы, корабли и прочее снабжение — этого добра у нас валом, в том числе и десятки тысяч мушкетов и штуцеров, сотни орудий, миллионы патронов и снарядов. А также огромное количество трофейного обмундирования, вроде так и не попавших к солдатам экспедиционного корпуса теплых шинелей, только занимавших место на наших складах.

Так что выделить восставшей Ирландии некоторое количество не составит никакого труда, наоборот, выгода для всех выйдет очевидная. Вместо стремительно устаревающего снаряжения мы получаем живое золото, и оно уже у нас дома, в Петербурге. Идеальный план! К слову, государство задолжало моим морякам, да и мне лично астрономические суммы призовых денег. Вот мы возьмем часть суммы натурой и обналичим самостоятельно. И все довольны.

Оставалось лишь безопасно доставить денежки сначала в Кронштадт, чтобы укрыть их до поры от всевидящего глаза Российского министерства финансов в надежных хранилищах Морского ведомства. После чего нужно лишь договориться с братом и уже официально перевести свалившееся на нас богатство в специально для этого учрежденный Морской банк. Через него и будем проводить все наши операции впоследствии.

Пока я ломал голову, как решить свалившуюся на меня проблему с нечаянным богатством, непосредственный виновник всей этой катавасии — капитан первого ранга Шестаков подобно метеору ворвался в затхлую жизнь глубоко провинциального как по Петербургским, так и по Нью-Йоркским меркам Копенгагена.

И он сам, и его героический корвет мгновенно оказались в центре всеобщего внимания. Благообразные датские обыватели вместе с женами и детьми так и валили к пирсам, спеша посмотреть на мгновенно ставший легендарным рейдер, словно на небывалый аттракцион. Вскоре вслед за жителями Копенгагена потянулись и шведы из Мальме, стоящего по ту сторону пролива, и немцы из Гамбурга и других городов Северного союза, а также голландцы, бельгийцы и Бог знает кто еще.

Газетчики буквально охотились на Шестакова и его офицеров, но если другие наши моряки старательно уклонялись от общения с прессой, то привыкший к американской демократичности Иван Алексеевич никому не отказывал в интервью, рассказывая досужим писакам иной раз такие дикие истории, что мне оставалось только посмеиваться над человеческой доверчивостью.

При всем при этом командир «Аляски» умело обходил неудобные и скользкие вопросы, а когда его напрямую спросили о судьбе золота, хранившегося в Ирландском Банке, пожал плечами и сказал, что не вмешивался в распоряжения революционной администрации. Чем, конечно же, лишь подстегнул ходившие слухи.

Стоит ли удивляться, что уже через неделю молва превратила миллион фунтов стерлингов в пять, один из которых в качестве призовых причитался командам «Аляски» и «Аскольда». Неженатые до сих пор офицеры в глазах не слишком богатых датских аристократов разом обернулись в завидных женихов и стали получать приглашения на все балы, званые ужины, рауты и прочие светские мероприятия.

Дамы засыпали господ-офицеров любовными посланиями, отцы семейств желали пристроить перезревших дочерей, коммерсанты предлагали выгодно вложить капиталы, отчего у многих шла голова кругом. После долгих месяцев и лишений и воздержания для них наступил праздник, которым грех было не воспользоваться. И первым, кто бросился в омут удовольствий, оказался сам Шестаков.

Кончилось все, как и следовало ожидать, не слишком хорошо. После очередного праздника, устроенного в честь «Последнего корсара» магистратом стольного града Копенгагена, одна из воспылавших чувствами дам сумела прорваться в номер бравого капитана первого ранга и обнаружила, что ее место в сердце и постели занято какой-то соперницей. Точнее двумя…

Будучи не в силах выдержать подобного удара судьбы, экзальтированная дамочка схватила на столе нож для разрезания бумаг и кинулась на обидчиц, чтобы лишить их жизни. Те, не будь дурами, стали защищаться подушками, из-за чего номер в гостинице вскоре стал напоминать птицеферму во время массового забоя несушек.

Иван Алексеевич, конечно же, пытался благородно унять расходившихся поклонниц, крича им, что никому и ничего не обещал и жениться, во всяком случае, не намерен, после чего оскорбленные в лучших чувствах дамы внезапно примирились и обратили свой гнев уже против него. Это для нашего рейдера оказалось уже немного чересчур, и не дрогнувший в десятке абордажных схваток моряк был вынужден спешно ретироваться, натягивая на бегу штаны.

Замять подобный скандал было никак невозможно, так что после получения выдержанного в крайне решительных выражениях письма от датского морского министра капитан-командора Уве Микельсена мне ничего не оставалось, как вызвать к себе проштрафившегося офицера.

— Что-то ты, любезный Иван Алексеевич, совсем плох стал, — вздохнул я, глядя на безукоризненно, если не считать пары припудренных царапин на лице, выглядевшего офицера, — не радостный какой-то… Взгрустнулось поди?

— Виноват! — вытянулся он.

— Или взбледнулось⁈ Что молчишь?

— Не знаю, что и сказать, Константин Николаевич.

— Вот значит, как. Не знаешь! А я бы как раз послушал, как из такого хорошего и нужного дела, как торжественный раут в честь храбрых русских моряков, получилась разнузданная оргия со свальным грехом и поножовщиной⁈

— Кругом виноват, ваше