Президент Всея Руси - А. Полевой

— Яр, ну скажи! Мы с тобой разве забудем, как они отца нашего убили? — сдавленным голосом, полным злости и боли, он глянул на Ярослава.

— Они — не они, — перебил, махнув рукой на юг, дед Митяй.

— Сам на допросах был. Племён там сотни, и они друг друга режут почём зря. Но вопрос в другом: что с этой оравой делать? Прокормить зиму не сможем. А отпустить сейчас, они до снегов не уйдут, помрут все. Тупик.

— Неужели тебе не хватило крови в трёх сечах? — спросил с тихой укоризной Ратибор, глядя прямо на Мстислава.

Тот набычился, отвернулся, сел полубоком.

— Да я б их всех… — процедил он сквозь зубы. — Вот и весь ответ.

— Убьёшь этих — придут другие. Пора порвать этот круг, — горячо вступил Ярослав.

— Как бы тяжело ни было, но мы с тобой уже не дети. Нам по пятнадцать-шестнадцать, да. Но думать надо о всей общине, обо всех этих людях! — Он широко обвёл рукой, будто указывая на спящий за стенами посёлок.

— Ты сам прекрасно знаешь, сколько нам кожи, соли и шерсти нужно! — поддержал его Тихомир, отвечавший за склад.

— Где взять, как не у них?

— А мне нужна лёгкая конница, — методично добавил Ратибор. — Ты прекрасно видел наши слабые места в битве. Без конных разъездов мы слепы.

Спорили до хрипоты, до глубокой ночи. Когда совещание стало расползаться, Ярослав кивнул брату: «Останься».

Когда они остались одни в опустевшем, пропахшем воском и дымом зале, Ярослав подошёл к Мстиславу. Тот стоял, насупившись, глядя в потухающие угли в печи. Ярослав обнял его за плечи.

— Скучаешь по ним?

— Да… — сорвался у Мстислава шёпот, и всё его тело затряслось от беззвучных, давно копившихся слёз.

— Он там, на небе, смотрит на нас. И он был старостой — он знал, что судьба общины важнее личных обид, — тихо сказал Ярик.

— Я это знаю. И мне от этого ещё тошнее.

— Всё будет хорошо. Доверься мне. Но мне нужна твоя поддержка. Я могу на тебя рассчитывать? — спросил Ярослав, глядя брату в лицо.

Мстислав освободился из объятий, грубо вытер лицо рукавом рубахи. И ответил твёрдо, будто и не было этой минутной слабости:

— Да, брат. Я с тобой.

Спустя неделю степняков вновь собрали в штабе.

— Друзья мои! — начал Ярослав, и Аяс тут же начал перевод. — Друзья мои! Рад видеть вас всех здесь. Я собрал вас, чтобы предложить союз.

Он сделал паузу. В зале воцарилось напряженное молчание.

— Да, да, именно союз, вы не ослышались, — продолжал Ярик, раскрыв ладони в широком жесте и растянув губы в самой благожелательной улыбке, на какую только был способен. Гаяза передернуло от этой актерской игры. Шрам на щеке Ярослава лопнул, и по лицу покатилась алая капля, словно он плакал кровью.

— Половцы и вятичи воюют друг с другом множество столетий. Пора положить этому конец. Тем более что наши воины прекрасно дополнят друг друга: железная пехота вятичей и быстрая конница половцев. Дикое Поле не устоит перед таким натиском. Оно станет нашим! — вещал директор, рисуя будущие перспективы.

— Врешь ты всё! Дикое Поле никому не удавалось покорить! — выкрикнул один из кочевников на своем наречии.

— Молчи! — рявкнул Гаяз, а сам уставился на Ярослава. — Какие условия ты предлагаешь?

— Честное партнерство. Ваши кочевья присоединяются к нашему… предприятию. Старшие вожди войдут в совет директоров. Мы организуем взаимодействие. Вам будут поставлены задачи по выпасу скота, выделке шкур, овчине, по вашей специальности так сказать, — уже по-деловому перечислял Ярик. — Затем организуем военную службу: здесь мы частично смешаем войска, я объясню позже. Также за вами закрепят торговлю со всеми южными кочевьями и почтовую службу.

Затем Ярослав подробно расписал все права, обязанности, особо остановившись на штрафных санкциях и коллективной ответственности.

— Вопросы? — спросил он, обводя взглядом замерших вождей.

— А что будет с теми, кто откажется? — спросил Гаяз.

— Отпустим. Нас рабы не интересуют. Взамен их жизни заберём оружие и коня, — холодно ответил Ярик.

Затем ещё часа четыре шли жаркие дискуссии, уточнялись детали, вносились поправки в условия партнерства.

Когда факелы начали сильно чадить, а голоса у участников охрипли, Гаяз поднял руку.

— Хватит. Ум за разум заходит. Мы не ваши писцы, чтобы до рассвета крючки выводить. Дайте нам побыть с мыслями.

Наконец, окончательно вымотавшись, решили сделать перерыв до утра. На следующий день все предводители, кроме одного самого молодого и горячего, скрепили договор печатями. Отказника, как и обещали, отпустили, отобрав оружие и коня. Он ушёл в степь один, не оглядываясь, а остальные смотрели ему вслед с каменными лицами.

Затем был пир. Большой, шумный, с тушёной бараниной и хмельным мёдом. Застолье было нужно Ярославу как политический акт, скрепить союз общей трапезой. Но вышло оно нервным и натянутым. Вятичи и половцы сидели по разные стороны длинных столов, поглядывая друг на друга исподлобья. Братство через силу не рождается.

Перелом наступил поздно, когда огни стали догорать. Какой-то седой вятич, хмельной и уставший от многодневного напряжения, неуклюже, себе под нос затянул протяжную песню о пахаре, о чёрной земле-кормилице. Ему шикнули, но он не умолкал, уставившись в стол. И тогда один из половецких юношей, племянник Гаяза, сидевший всё время с потухшим взглядом, вдруг вздрогнул. Не глядя ни на кого, тихо, срывающимся голосом, он подхватил мотив, но уже своими словами — о бескрайней степи, о вольном табуне под холодными звёздами.

В воздухе что-то дрогнуло и оборвалось. Наступила мёртвая тишина. А потом кто-то с другой стороны стола, уже неважно, чей, тихо присвистнул, подбирая знакомый напев. И напряжение, как натянутая струна, лопнуло, растворившись в гуле недоумённых вздохов, покачиваний головой и робких, первых за весь вечер вопросов: «А как эта песня у вас дальше?..»

Братства не случилось. Но появилась первая, хрупкая трещина во взаимной глухой стене недоверия.

А утром началась работа. Гаяз уводил часть родичей в степь — встречать зиму под присмотром отрядов Ратибора. Его плечи были согнуты под тяжестью не столько новой шубы, подаренной Ярославом, сколько неподъемного груза ответственности. Ответственности перед теми, кто остался в сырой могиле на кургане под осенним дождём, и перед теми, кто теперь должен был выжить, склонив голову перед новой, чужой волей.

Ярослав провожал их, стоя на недостроенной стене. Первый снег закружился в воздухе, лёгкий и беззвучный. Он падал на чёрную, истоптанную тысячами ног грязь, на срубы и каркасы новых домов, на стога сена и на спины уходящих вдаль всадников. Снег покрывал всё — и