Президент Всея Руси - А. Полевой

— А в Рязани такие мастерские сможешь поставить? — спросил князь.

— Конечно, смогу. А что именно интересует? — вопросом на вопрос ответил Ярик.

— Всё нужно! Хочу Рязань перестроить по твоему образцу уж больно лепо у тебя тут всё выглядит. Вот правду купчишки прозвали: не Изгрог, а Красноград. И дома твои с этими чудными печами… Кстати, печника пришли ко мне в Рязань, пусть такую же поставит. А то ишь ты, крестьяне у тебя в хоромах живут, а князь дымком дышит. Непорядок! — Роман Глебович рассмеялся собственной шутке.

— Роман Глебович, раз уж на то пошло, разреши предложить один проект. Пройдём в штаб, я покажу.

— Что за дело?

— Называется «железная дорога». Правда, на первом этапе она будет деревянной, — начал объяснять Ярослав.

— Погоди со своими дорогами! Сначала осмотрим вон то здание, — указал князь на длинную постройку. — Что это такое? А потом пообедаем, и покажешь.

— Это будущий ткацкий цех. Но он ещё почти пуст — только запасы соломы да несколько станков.

— Да не скромничай, показывай!

В цехе работали люди, и, завидев важных гостей, все попадали на колени.

— Роман Глебович, здесь у нас пока только трепальные машины, чесальный и прядильный станки. Пока это опытные образцы. В планах еще ткацкий станок разработать, то есть придумать, — пояснил староста.

— Вот такие нити уже начали получать, — Ярослав протянул князю несколько катушек ниток разной толщины.

— И канаты с верёвками тоже. — Он подал образцы.

— А это что? Пыточная по совместительству? — князь ткнул пальцем в барабаны чесального станка и снова рассмеялся, видимо пребывая в отличном расположении духа, хотя ткацкая мануфактура его, по сути, не заинтересовала.

После обеда в штабе князь соизволил выслушать проект дороги.

— Роман Глебович, наша главная проблема это отсутствие добрых дорог в княжестве. Отсюда до Рязани по прямой около ста пятидесяти вёрст, — Ярослав водил пальцем по специально подготовленной карте. — А водным путём получается все шестьсот. Мы придумали вот что.

Он махнул рукой, и в помещение внесли уменьшенную модель телеги и несколько секций деревянных рельсов. Помощники быстро собрали три пролёта, установили тележку и положили на неё увесистую наковальню.

— Попробуйте сами. Видите, тяжёлый груз можно катать одной рукой, — Ярослав легко прокатил макет.

Князь заинтересовался, попытался приподнять наковальню, затем и сам покатал телегу.

— Мы построим такую дорогу до Рязани. Через каждые полперехода нужно поставить станцию, где будут менять лошадей, это ещё ускорит движение, — продолжал Ярослав.

— И сколько таких станций потребуется? — спросил князь.

— Примерно шесть. По моим прикидкам, гружёная телега будет доходить до Рязани за трое суток.

— Сколько? Да нет, брешешь! — округлил глаза его высочество.

— Никак нет! Дело в том, что каждому вознице с лошадью нужно будет пройти лишь двадцать-тридцать вёрст. А дорога позволит ехать и ночью, — вытянулся по струнке молодой директор.

— Так чего же тебе от меня нужно? — перешёл к сути Роман Глебович.

— Во-первых, Ваше дозволение на строительство. Материалы и десяток телег я берусь изготовить силами Изгрога. Также потребуется разрешение на вырубку лесов вот здесь и здесь. С материалами проблем не будет, а вот с людьми, как всегда, — начал перечислять Ярослав.

— Сколько народу надо? — задумчиво почесал князь бороду.

— Земляных работ просто очень много. Инструмент есть. Поэтому по хорошему счёту, тысяч десять крестьян, да ремесленников несколько сотен.

— Сколько?! — его высочество поперхнулся. — Да они с голоду перемрут!

— Нет, я всё продумал. Кто-то, конечно, помрёт вероятно от болезней, от грязи, но не от голода. Вот расчёты и порядок развёртывания строительных станов. — Ярослав протянул листок.

Князь отмахнулся от бумаги и на несколько минут погрузился в молчание. Затем махнул рукой.

— Ладно. Крестьяне будут. Но кормить их будешь сам как и их семьи. Тряхнёшь мошной, знаю я твои поля. А с тебя я потребую ответной услуги.

— Какой? — Ярослав внутренне напрягся. Не хватало ещё в долговую кабалу к князю попасть.

— Ты со своим отрядом и ополченцами, что Гаяза били, следующие два года проведёте в Рязани. Чует моё сердце скоро грядет большая замятня, и избежать её не удастся.

Выбора, по сути, не было. На открытый бунт сил не хватало. Придётся идти в службу.

— Ваше высочество, но это же княжеская служба получается, а я человек простых кровей, — попытался в последний раз увернуться Ярослав.

— Ярославка, ты и есть прохиндей! Везде свою выгоду ищешь. Так уж и быть — будет тебе боярство. Вот на свадьбе и одарю, — Роман Глебович рассмеялся и протянул руку для рукопожатия как равному.

Ярослав пожал её, с глубоким пониманием, что только что добровольно надел на себя новую, куда более тяжёлую упряжь.

Свадебный пир был в самом разгаре. Столы ломились под рябчиками и окороками, звенели кубки, гости кричали «Горько!», а сам князь, уже изрядно веселый, пустился в пляс, к вящему восторгу всей честной компании. Ярослав, в новом кафтане, чувствовал себя одновременно счастливым и оглушённым этой какофонией радости.

Именно в этот момент к нему бесшумно подошёл Ратибор. Лицо воина было, как всегда, непроницаемо, но в глазах читалась лёгкая неловкость.

— Ярослав. Тебя. Кой-чего принесли, — тихо сказал он, перекрывая гул пира.

— Что ещё? От князя? — переспросил Ярослав, с трудом переключаясь.

— Нет. От них. От степняков.

Он сделал едва заметный жест за спину. Туда, где в тени, у самой двери, стоял молодой половец, племянник Гаяза, тот самый, что подпевал песне. Парень стоял вытянувшись, с каменным лицом, но в его сцепленных руках был свёрток из грубой, но чистой кожи.

Ярослав на мгновение оторопел. Кивнул Ратибору и, извинившись перед ближайшими гостями, отошёл в сторону, в чуть более тихий угол сеней. За ним, как тень, последовал и юноша.

— Говори, — коротко сказал Ярослав, глядя на него.

— Гаяз-бей… — парень начал сбивчиво, на ломаном языке вятичей. — Гаяз-бей шлёт тебе дары. На твою… свадьбу.

Он протянул свёрток. Ярослав развернул кожу. Внутри лежали две вещи. Первая это небольшая конская попона из тонко выделанной овчины, расшитая простым, но ясным и энергичным узором в виде бесконечной волны, символом пути и вечного движения. Работа была безупречной. Вторая вещь это костяной оберег, фигурка волка, как будто присевшего на отдых, но с головой, гордо поднятой вверх.

В воздухе повисло тяжёлое молчание. Это был не просто подарок. Это был первый, осторожный, выстраданный жест дипломатии со стороны побеждённых. Жест, стоивший Гаязу, вероятно, немалой внутренней борьбы.

Ярослав поднял взгляд на юношу. Тот упорно смотрел куда-то мимо, в стену, но в его скулах играл нервный мускул.

— Передай Гаязу, — чётко сказал Ярослав, выбирая